— Мы имеем время, чтобы поехать посмотреть нашу новую колонку, — сказал Анатолий Васильевич.
Выехали на шоссе. Мчались мимо богатых вилл, спрятавшихся в пышной зелени садов, затем миновали большой дачный рабочий поселок.
Анатолий Васильевич притормозил машину, чтобы Антошка и Елизавета Карповна могли получше рассмотреть дачи рабочих. Каждая величиной чуть больше газетного киоска, и вокруг каждой — крохотный огород. Дачный поселок был похож на город лилипутов.
Дальше дорога пролегала через густой прохладный лес. Теплый, душистый воздух завихрился в ветровое окно.
— Подними стекло, простудишься, — попросила мама.
Антошка послушна. Ей нравится мчаться сквозь леса на машине, когда за рулем папа и мамино лицо совсем близко и волосы ее щекочут щеку. Папа чуть поднимает и опускает носки ног, регулирует скорость, руки спокойно и почти неподвижно лежат на черной блестящей баранке и энергично перехватывают руль на поворотах.
Анатолий Васильевич пошарил рукой по карманам.
— Вот досада — забыл купить сигареты, придется еще потерпеть, до населенного пункта далеко.
И Антошке, которая не выносит табачного дыма, тоже досадно: ей хочется, чтобы всем было хорошо, и отец, если уж он так привык, пусть себе курит.
Дорожный знак показывает, что впереди развилка и крутой спуск. Анатолий Васильевич притормозил машину, остановил у большого рекламного щита, достал дорожную карту. Антошка рассматривала рекламу, В огромный красный круг вписан белый, и посередине надпись: «Стандард ойл». Это реклама американской нефтяной компании.
— Нам ехать прямо, — говорит Анатолий Васильевич, ведет машину на мост, перекинутый через русло полувысохшей речушки.
На противоположном берегу рядом с маленьким белым домиком на фоне кудрявых лип возвышалась красная колонка, увенчанная огромной белой раковиной. На домике яркая голубая вывеска: «Кафе «Райский уголок».
— Действительно, райский уголок, — говорит мама, — здесь мы, наверно, достанем сигареты.
— Ничего привлекательного не нахожу, — недовольно пожимает плечами Анатолий Васильевич, — но сигареты купить придется.
На шум автомобиля из дома выбежал человек в синем комбинезоне. На нагрудном кармане его вышита белая раковина.
— Добрый день, господа! — распахнул он дверцу машины. — Заверните в наш уголок, подкрепитесь с дороги чашкой кофе, тем временем мы помоем вашу машину, зальем ее первоклассным бензином.
При разговоре у человека в комбинезоне двигались мускулы только правой стороны лица; левая сторона, обезображенная глубоким шрамом, идущим от переносицы через всю щеку, оставалась неподвижной.
— Благодарю, мне нужна только пачка сигарет «Норд», — коротко бросил Анатолий Васильевич.
— Вы, как видно, иностранцы, — продолжал хозяин «Райского уголка», — и я должен предупредить вас, что на много миль впереди вы не найдете хорошего бензина.
— Через три мили будет советская колонка, — многозначительно сказал Анатолий Васильевич.
— Она уже не действует, и на русском бензине вы далеко не уедете.
Анатолий Васильевич прикоснулся пальцами к полям шляпы, захлопнул дверцу и включил газ.
— У нас с этим рабочим почти одинаковая форма — синяя с белыми ракушками, — засмеялась Антошка.
— И вовсе не одинаковая, — возразил Анатолий Васильевич. — Твоя форма — красный пионерский галстук, а у него на груди — фирменный знак нефтяной акулы «Шелл».
— «Шелл» и «Стандард» — папины конкуренты. Как ты этого не понимаешь? — заметила Елизавета Карловна. — Папе даже пейзаж не понравился: он испорчен шелловской колонкой.
Анатолий Васильевич не ответил. Он швырнул в открытое окно окурок и стал насвистывать «Кирпичики» — верный признак, что у него испортилось настроение.
Антошка выждала, пока отец перестанет насвистывать свою несносную песенку, и спросила: — Пап, ты мне объясни, пожалуйста, за что ты не любишь «Шелла» и «Стандарда». Они торгуют, как ты говоришь, нефтепродуктами, и ты торгуешь. А каждый покупает у того, у кого он хочет. Что же ты им завидуешь?
Анатолий Васильевич криво усмехнулся, а Елизавета Карповна просто возмутилась — как это могла прийти дочери такая дикая мысль!
Отец чуть сбавил газ. — Завидую? Не то слово! Завидовать можно хорошему, достойному уважения. Да, я хочу, чтобы люди побольше покупали нашего бензина, нашего керосина, наших масел. Все это нам на пользу, но дело не только в этом.
Анатолий Васильевич не отрывал глаз от дороги, и Антошка, слушая отца, как-то сразу поняла, что и в торговле все не так просто, если имеешь дело с мировыми акулами, которые вой-нами, подкупами, обманом захватили нефтеносные земли и стали хозяевами мирового нефтяного рынка.
«Шелл» и «Стандард» захватывали нефтеносные источники, порабощали страны, где эти источники находились, участвовали в походе против нашей молодой республики, мечтали захватить и наши нефтяные земли. И впервые потерпели поражение. Советская Республика отбила атаки всех мировых хищников, восстановила хозяйство, и вот на мировой рынок вышел наш советский «Нефтесиндикат». Он не захватывал чужих нефтеносных земель, не устраивал государственных переворотов, не подкупал правительства, не превращал людей в рабов. Чего только ни делали капиталисты, чтобы не дать Советскому Союзу торговать с другими странами, — ничто им не помогло. На советских торговых представителей клеветали, их арестовывали, а бывали случаи — и убивали из-за угла. Но товары, изготовленные советскими людьми, говорили сами за себя, и за границей стали убеждаться в том, что Советский Союз честно выполняет свои обязательства.
Антошка слушала, и шелловская раковина теперь вовсе не казалась ей уже такой нарядной и красивой.
Анатолий Васильевич замолчал и, погруженный в свои думы, казалось, не замечал ни прекрасных пейзажей, ни того, как основательно пригревает июньское солнце. Из задумчивости его вывел жалобный голос Антошки: — Ой, пап, жарко, мне хочется пить. Почему я не захватила с собой воды?
— Не беспокойся, у нас в багажнике несколько бутылок лимонада. Потерпи, скоро приедем, — сказала Елизавета Карловна.
— Давайте передохнем в лесу, на свежем воздухе, — сжалился над дочкой Анатолий Васильевич. Он выбрал тенистое место вблизи от дороги, съехал на зеленую поляну, заглушил мотор. В наступившей тишине послышалось пение птиц. Анатолий Васильевич расправил затекшие ноги и с наслаждением растянулся на прохладной траве.
Елизавета Карповна откупорила лимонад, разлила в целлулоидовые стаканчики. Антошка выпила лимонад, осмотрелась кругом и ахнула: в густой траве под кустами, как белые звезды, сверкали ландыши. Она раздвинула ветви орешника. Вокруг небольшой рыжеватой кочки покачивались на стеблях красивые белые колокольчики. Не успела Антошка протянуть руку, как вдруг кочка взмахнула крыльями и с громким писком пролетела мимо Антошкиного лица, а на том месте, где была эта кочка, оказавшаяся птицей, заковыляли маленькие буро-серые цыплята. Без труда поймала она четыре комочка и ладонями прижала к груди. Под ее пальцами колотились маленькие сердечки.
— Смотри-ка, что я поймала! — показала Антошка отцу свою находку.
— Это называется поймала? Перепелята еще не умеют летать. Слышишь, как тревожно кричит их мать, вот она совсем близко. Она хочет, чтобы ты оставила ее детенышей и побежала за ней. Она отвлекает опасность на себя. — Анатолий Васильевич снял с плеча ремешок с фотоаппаратом.
— Стой спокойно. Сфотографирую на память. Антошка прижала цыплят к лицу. Отец щелкнул затвором.
— А теперь отнеси их на место, хотя я не знаю, признает ли их мать — от них пахнет твоими руками.
Антошка отнесла цыплят под куст, но они не хотели сидеть на месте и разбегались. Перепелка продолжала метаться по кустам и отчаянно пищала.
Девочка отошла подальше и притаилась за деревом. Цыплята сбежались к перепелке, и она, ныряя в густой траве, повела свой выводок в другое, более безопасное место.
Анатолий Васильевич взглянул на бензинометр — стрелка клонилась к нулю.
— Боюсь, что не дотянем до колонки, придется пройти около километра пешком. А пока поедем. И действительно, через некоторое время мотор зафыркал, зачихал и заглох.
Оставив машину на обочине дороги, пошли через лес пешком. В шум леса вплелся равномерный гул, словно за лесом кто-то дышал — большой и сонный.
— Море шумит, — сказал Анатолий Васильевич. — Теперь недалеко.
Вскоре сквозь поредевшие деревья сверкнуло море. Песок под ногами становился глубже. Антошка вспомнила Азовское море, в котором сейчас купаются ребята, и у нее опять защемило сердце.
Возле дороги из зарослей цветущей сирени выглядывал угол крыши с красной трубой. Казалось, что дом засунули в огромный букет сирени.
— Что же это такое? — озабоченно воскликнул Анатолий Васильевич. — Где же наша колонка?
Он прибавил шагу. Елизавета Карповна и Антошка еле поспевали за ним.
Завернули за угол дома. На площадке, подмяв под себя куст сирени, лежала колонка. На боках у нее были большие вмятины, красная эмаль облупилась. К поверженной колонке вела широкая чешуйчатая колея. Молодой человек в синем берете, сидя на корточках, старательно стирал мокрой тряпкой знаки фашистской свастики, которыми была испещрена красная эмаль. Он не сразу заметил подошедших.
— Добрый день, господин Свенсон, — приветствовал его Анатолий Васильевич. — Что тут произошло?
Свенсон поднял голову и узнал советского генерального директора.
— О, день совсем не добрый, господин генерал-директор. Беда! Это дело рук «Шелла», — погрозил он кулаком в сторону дороги, — и наших фашистских молодчиков.
Анатолий Васильевич снял шляпу, вытер платком вспотевший лоб.
Антошка испуганными глазами смотрела на следы погрома: смятые ведра, битые стекла, раздавленные цветы.
Свенсон предложил сесть на скамейку под кустом сирени и, вздохнув, начал свой сбивчивый рассказ.
— С первых дней работать было трудно. Я стал получать анонимные письма, с угрозами и требованием закрыть колонку и убираться восвояси. Но не обратил на это внимания — мало ли завистников на свете? На прошлой неделе отправился к местным рыбакам, у них есть моторные лодки. Принес им образцы нашего, вернее, вашего советского тракторного керосина. Просил испытать. Через два дня рыбаки один за другим стали приходить за керосином. Позавчера был у шоферов, которые работают поблизости на строительстве консервного завода. Объяснил им, что на советском бензине ездить выгодно, что мотор любит советский бензин и работает на нем, как здоровое сердце: меньше тарахтит, дольше служит. Вчера вечером я, как всегда, запер колонку, спустил собаку. Мы с женой сели ужинать и мечтали о том, что в одной из наших комнат откроем кафе. Спорили, как назвать его, какие газеты выписать. Спать легли поздно. Разбудил меня страшный грохот. Я вскочил с кровати, быстро накинул на себя что-то из одежды и выбежал на крыльцо. Ночи сейчас светлые, видно, как днем. У крыльца лежала моя овчарка — мертвая. Вижу, выезжает задним ходом грузовик. Я побежал следом, кричу: «Стой!» Но грузовик развернулся, дал полный ход и скрылся. Номера на машине не было. Возвращаюсь обратно и вижу: все хозяйство разворочено. Я огородил колею, чтобы полиция разобралась, чья эта была машина. Но уверен, что виновного они не найдут.
— Да-а, — ероша на голове густые кудри, сказал Анатолий Васильевич. — Почему же вы решили, что это дело рук «Шелла»?
— Больше некому. Раньше в этом районе торговал только «Шелл», все — и рыбаки и шоферы с консервного завода — заправлялись у него. Недавно ко мне приходил агент шелловской колонки, бандит и фашист, его вся округа знает, у него еще шрам такой через всю щеку.
Анатолию Васильевичу стало понятно, почему владелец «Райского уголка» предупредил, что советская колонка не работает.
— Ну-ну, что же он от вас хотел?
— Спрашивал, как идет торговля, и предлагал перейти на работу к «Шеллу», говорил, там платят больше, а за каждого клиента, которого я приведу с собой обещал особое вознаграждение. Я, конечно, выпроводил его.
Анатолий Васильевич зорко посматривал на Свенсона, Швед был не только огорчен, но и чем-то смущен.
— Теперь вы, видимо, откажетесь торговать советским бензином? — спросил Анатолий Васильевич. — Пойдете к «Шеллу», там спокойнее. Шелловским колонкам не угрожает разбой с нашей стороны.
— Что вы, господин директор! Если вы сами от меня не откажетесь за то, что я советское добро не сумел сохранить, я буду и дальше работать. — Свенсон вздохнул. — Вот только собаку мою они отравили. Надо покупать новую, да позлее, а не такую доверчивую, как эта.
— Ну, в этом мы вам поможем, — успокоил Анатолий Васильевич.
К заправочной станции подъехал грузовик. Плотный пожилой шофер открыл дверцу машины, сдвинул на затылок берет и свистнул.
— Это что же, фашисты поработали?
— По почерку видно, — кивнул головой Свенсон на разбитую колонку. — Пока не приведем хозяйство в порядок, придется тебе к «Шеллу» податься. Но запомни, на советском бензине дальше уедешь. Правда, у русских он не такой прозрачный, как у «Шелла», но зато в нем серы нет.
— В советском бензине крови нет — это главное, — возразил шофер. — Ты мне накачай бензин прямо из резервуара, вон у тебя и мера есть, — показал шофер на канистру. — И других не отваживай, а после работы мы приедем и поможем все на место поставить. Советская колонка должна работать.
К станции стали подъезжать шоферы. Они шумно негодовали, видя результаты погрома.
Антошка с мамой, взявшись за руки, сидели на скамейке и слышали весь разговор.
Антошка отстегнула ожерелье из ракушек и украдкой, чтобы не заметили шоферы, сунула его в карман. Ракушки с Азовского моря были тут ни при чем, но ей не хотелось, чтобы эти добрые люди увидели у нее на шее белые раковины, похожие на фирменный знак «Шелла»