Критиковать то, что творится на Украине, уже даже неприлично. Опять славянский мир, как в средние века, разделился на враждующих. И опять снесло башку не только политикам, но и народу. Ощущение, что снова вернулись к племенному мышлению. Даже со многими из тех на Украине, с кем раньше были единомышленниками, невозможно разговаривать. Точно средние века с точки зрения психологии. Противнее всего от беспомощности.
И всё-таки в любой ситуации каждый может помочь чем-то тем несчастным, которые в эту ситуацию попали. Ко мне уже обратились несколько родителей с Юго-Востока Украины с просьбой помочь их детям перевестись в российские учебные заведения. А Даше Швецовой, которая приезжала к нам в мае из Донецка, чтобы записать военные песни к празднику, я сам сказал, что надо срочно переезжать в Москву и учиться петь согласно той школе, что сохранилась сегодня в Питере и Москве независимо ни от каких взглядов националистов и шовинистов.
Очень много молодых людей сейчас остались без обучения на Юго-Востоке Украины. Вот кому должен сегодня помочь наш Кремль. Конечно, вводить войска нет ни политических, ни экономических возможностей. А вот человеческую помощь мы оказать просто обязаны. Надо через интернет убедить наши власти принять решение оказывать содействие молодёжи с Юго-Востока Украины в переводе их в российские школы, училища, институты на бесплатной основе и с предоставлением им общежития. Это Россия, нефтяная держава, подписавшая столь выгодный договор с Китаем, может себе позволить.
А помимо обращения «наверх», надо обратиться к самим ректорам, что я сейчас и делаю. Мне кажется, что тот ректор, который проявит инициативу, не дожидаясь директив сверху, сделает благое дело и другим, и себе.
Понимаю, начнутся разговоры «где взять деньги?». (Свернуть)
Надо заставить олигархов это оплатить. А тех, кто откажется, посадить и отобрать. А в чём обвинить, всегда найдётся. Ведь большинство из них воровали, не платили налоги, убирали конкурентов… Досье же есть на любого.
Я только что был под Можайском в центре «Колосвет». Видел людей гораздо более счастливых, чем те, кто живёт на Рублёвке. Их волнуют не выборы президента России или США, а поспела ли редиска. Очень показательно, что все в этом поселении прекрасно поют. Особенно, как ни странно, не бабы, а мужики. И, как результат этого, не болеют. Ведь у тех, кто поёт, повышается иммунитет. Если кто и болеет в этом поселении (не надо идеализировать), то это те, кто объедается:)
У них даже школа есть своя. А ещё есть дом ремёсел, в котором детей приучают к труду. То есть, дети получают то же верное воспитание, что и в школе Щетинина. Если Щетинин увидит это моё обращение, может, и он откликнется? И примет к себе детей с Украины? Хотя, думаю, что он уже откликнулся.
Очень надеюсь, что кто-то из ректоров отзовётся на этот крик о помощи, «передатчиком» которого я стал.
P. S. Попросили перепостить вот это письмо, располагаю его, как дополнение к сказанному.
Александр Полквой
Письмо тем, кто не живет в Донецке.
Дорогие мои, вы не представляете, как это жутко и страшно видеть, как умирает твой город. Донецк уже никогда не будет таким, как я его помню, вы никогда его не увидите таким, как раньше.
Внешне он пока еще выглядит цветущим, весенним городом — с буйной зеленью, гуляющими детьми, открытыми продуктовыми, множеством цветов, широкими улицами, а за окном у меня на теннисном корте стучит мячик. Он выглядит как человек, который смертельно болен, и еще не знает, что очень скоро умрет.
Он почти такой, как раньше. Почти — потому что уже появились язвы в виде блок-постов, бетонных укреплений с мешками, вооруженных людей в масках с автоматами. Потому что количество машин на улицах снизилось в несколько раз. В выходные машин на улицах почти нет — и пугающая, гнетущая тишина.
Он умирает. После десяти вечера нет ни одного работающего магазина, аптеки, ни одного человека на улицах, из машин — только такси. Все кафе, все заведения закрыты.
Для того, чтобы после десяти вечера пройти пятьсот метров и провести своего товарища к его дому, мы оба берем паспорта — и нам обоим не по себе, комендантский час. Для того, чтобы пройти после десяти вечера километр по центру города — а я живу в центре города, нужно быть очень отчаянным, либо пьяным — потому что я несу гитару в кофре, и мало ли что взбредет в голову людям с оружием — я ужасаюсь тому, что я боюсь ходить по своему городу.
Звук приближающейся сзади грузовой машины теперь мне напоминает звук приближающейся вертушки. Я оборачиваюсь. Вижу грузовик — а иногда — военную колонну. А при звуках выстрелов дети, гуляющие во дворах, испуганно несутся домой, рядом с такими же испуганными мамами и бабушками. Привыкают.
Все разговоры, кроме тех, когда начнется война в городе, только о двух вещах — куда ты думаешь уезжать, и когда. Вопрос об отъезде разделяется на две категории: куда ехать, когда начнется война, и куда уезжать жить, потому жить здесь будет нельзя. Кто-то хочет уехать на окраину города, кто-то в ближайшие села и поселки, туда, где не стреляют, или не будут стрелять. Где пока еще нет войны. Другие говорят: Луцк, Запорожье, Херсон, Львов, Днепр, Россия. Эти говорят про отъезд навсегда.
Мало кто хочет уезжать — но все понимают, что уезжать придется, потому что город обречен. Никто не верит ни в благополучный, ни в быстрый исход. Не верю и я.
Ни войны, ни мира — и дикое, зашкаливающие напряжение, тревога, ожидание чего-то плохого, ужасного. Так можно прожить неделю, две — но не больше, больше не получится делать вид, что ничего особенного не происходит, потому что нужно жить дальше, потому здесь дальше жизни не будет.
Закрываются предприятия — я даже не про промышленность, не про металлургию и шахты. Я про строительство, бизнес, непродуктовые магазины, кафе, развлекательные заведения. С бизнесом в Донбассе и Донецке покончено надолго. Кто может — отправляет работников в длительные, до сентября отпуска. Встретимся после войны. Кто может — эвакуирует сотрудников в другие города — то же Запорожье, Полтаву, Кривой Рог, Одессу, Киев. Но таких очень мало. Большинство просто готовятся закрываться, или закрываются.
Уже уехали те, кто смог уехать. Кто-то отправил из Донецка свои семьи. Многие готовятся уезжать. Те, кто останутся — они просто не могут, некуда, да и не на что. Или ждут, и верят в то, что все, может быть, будет не так уж плохо. Не так плохо, как уже есть.
Деньги у людей скоро закончатся, и заработать их здесь невозможно. Мне, кстати, кажется, что банки здесь закончатся даже раньше, чем деньги у людей. Потому что при любом исходе банки здесь не смогут, не будут работать — будь то война, или даже если несколько тысяч вооруженных людей смогут установить полный контроль над двумя областями, где пока живет семь миллионов человек. Не будет банков — не будет зарплат, пенсий, экономики. И это случится. Поэтому вопрос сейчас даже не в «заработать», а в «выжить». Да, друзья мои — мысли об этом.
Никто не верит в то, что те, кто здесь живут — кому-то нужны. Люди брошены, Донецк — это клетка, тюрьма, из которой пока еще можно вырваться — бросив все, квартиры, имущество, работу, свои надежды и планы на будущее, вырваться, потому что нужно выжить — это важнее.
Все понимают, что это очень надолго. Что будет очень плохо. Очень плохо. И многие умрут. Как умрет этот город.
Наше будущее убили. Забросали коктейлями Молотова, расстреляли из травматов и АКМ, самоходок «Нона», и воспитанием ненависти на российском и украинском ТВ. Мы — маленькое пятнышко на карте небольшого масштаба, где взрослые дяди из разных государств с азартом двигают свои фишки, делая свой ход, для которых те, кто живут здесь — статистика. Как являются для них статистикой наши смерти — те, что были, и те, что еще будут.
Меня душат слезы от обиды, от несправедливости, от разрушенного будущего, от боли за своего ребенка, которого нужно спасти, обязательно спасти, если что-то начнется — и от страха, что я не смогу это сделать.
Берегите мир. Вы даже не знаете, насколько это важно — важнее всего. Берегите мир там, где вы живете, не давайте случится войне, потому что война — это смерть, и это не кино — это здесь и сейчас. Берегите мир у себя дома. Мы у себя не сберегли.