Очень давно. Ну так, чтобы по-нормальному. С миллионами жертв, запахом тротила на полконтинента. С тысячами танков, сгорающих в один миг.
Последний раз поколбасило во Вьетнаме. Да и то — Европа пропустила мимо, отвела глазки. Вот американцы — да, впервые в своей истории что-то заподозрили…
Но по-настоящему — очень давно. 69 лет. Поколение. Можно было родиться и умереть от старости.
А понимание того, что такое война — оно в безусловных рефлексах не у всех. Совсем не у всех. Еще, говорят, сытая жизнь и мирное небо очень хорошо отбивают это понимание.
Мы, впрочем, помним. Нам девяностые годы — что третья мировая. И по количеству утрат, и по количеству жертв.
Да и понимание у нас зашито даже не в рефлексах, а на уровне простейших реакций. Дают — бери. Бьют — беги. Сильно бьют — не беги, а бей в ответ. Не дают — вначале бей, потом бери.
Это, в общем, родовое. Национальное. Территориальное. Иначе бы не выжили. Это народное.
Где-то в крови, примерно как поллитра вытечет — оно просыпается.
У нас вообще с полулитра много чего просыпается. От загадочной русской души и до великой славянской меланхолии. Только не надо забывать, что от меланхолии мы становимся совсем уж загадочными.
Европа забыла. Странно, что не только Европа. Ну — что тут поделать. И впрямь, не братья. В лучшем случае сестры.
А теперь уже все. Точка невозврата пройдена. Заправлены в планшеты не космические карты.
Если очень ссыкотно или неприятно — чемодан, вокзал, Новая Зеландия. На мой взгляд, это лучше Австралии. Опять же — хоббиты. Только быстро, оно тикает.
А все потому, что давно не было войны в Европе. Избиение югов считать за войну — Марс не уважать.
Очень грустно, если честно. Я же пацифист. Пацифистичнее меня — только Джон Леннон и Владимир Путин. Но Леннона за это убили, а Путин на работе.
Будьте здоровы. Берегите себя. Ступайте осторожно.