Дед мой был земским врачом. Вот случай из его практики. В сельскую больницу, где он вёл прием, раз пришел мужик. Мужик не в теперешнем — попсово-криминальном — понятии, а в понятии тогдашнем — крестьянин-труженик, трезвый, стеснительный, с бородой и ясным взором. На вид — лет тридцати. И говорит врачу:
- Сам не знаю, чего это. Может, и не болезнь никакая. А только что-то у меня с женой неладно…
- Это как же так? — почтительно и дружелюбно, в традициях того времени, спрашивает мой дед, уже сильно утомленный приемом предыдущих тридцати пациентов с жутко, по крестьянскому обычаю, запущенными хворями.
— А так, что, к примеру, скажет она мне: «Поди дров наруби!» — А у меня враз руки так и повиснут, как плети, пальцем шевельнуть невмочь. А другой раз скажет: «Давай, мол, идикося ко мне на печь, сладкий грех поимеем», — а дело-то в пост. И, хоть знаю, что грех, а на печь лезу, и до утра она на мне ездит, и стонет, и хрипит. А во мне сила не убывает, будто сказочный я, заколдованный. Только в поле потом идти не хочется. А как в поле-то не ходить? И детей у нас чего-то нет. Вот и не знаю…
- Ты, братец, правильно сделал, что пришел, — говорит ему врач (умница и материалист университетской закалки). Болезнь твоя известная, и вылечить ее можно. Только болезнь эта, как бы тебе сказать, — двойная. Так что надо тебе обязательно вместе с женой ко мне придти. Да не откладывай, — как бы хуже не было, а сами собой такие болезни не проходят.
- Да нет, — говорит мужик убитым голосом и шапку в руках мнет. Не придет она… Спасибо вам, доктор, прощайте. — И вышел вон.
Прошло недели три. Доктор, замотанный ежедневным приемом и выездами по району к тяжелым больным, забыл было про этот случай. Только раз в вечер пятницы, уж весенние сумерки сгустились над земской больницей, заглядывает в кабинет тот самый заколдованный мужик и говорит человеческим голосом:
- Пришла жена-то, доктор.
- А, хорошо, хорошо, — говорит врач рассеянно, поднимая глаза и ручку над скорописью больничного журнала. — Пришла, так пусть войдет, а ты, братец, обожди пока в коридоре.
Дальше дед мой, еще раз подчеркиваю, — дипломированный врач, материалист и, по моде того времени, как все талантливые врачи, изысканный циник, — описывает свои впечатления так.
«В кабинет вошла чисто одетая молодая женщина, и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Она пристально, но, не щурясь, — взгляд уверенного хищника, — посмотрела на меня. И вдруг я увидел как у нее из-за спины вырастают большие черные перепончатые крылья, распираются по всей комнате и, стесненные стенами и потолком кабинета, пульсируя тянутся ко мне».
Подержав эту иллюзию несколько секунд, женщина еще раз внимательно и дерзко посмотрела на врача, усмехнулась и вышла, так и не сказав ни единого слова.
- Разводись, — сказал дед пациенту-мужику напрямик, в нарушение всей врачебной этики. — Жена твоя злая и могущественная ведьма. Ни побороть, ни подружиться с такой нельзя. Единственное спасение держаться поодаль. Иначе поедом съест. Голыми ногами затопчет. Мужик так и сделал и спасся.