Часть 1
Сколько себя помню, всегда была борьба. С самого первого дня, как я начал себя осознавать, я знал — получить что-либо можно, лишь отбив это у соперника, у обстоятельств, у смерти — без разницы. Даже глоток тяжелого, пропахшего гарью и чьим-то горелым мясом воздуха мог быть объектом борьбы не на жизнь, а на смерть. И попытки сделать так, чтобы никто не смеялся над разным цветом моих глаз, тоже были борьбой. И за ней я даже забыл собственное имя, откликаясь лишь на прозвище, дарованное мне этими грязными трущобами. Всюду борьба, везде борьба… всегда. И за все. Повторять это въедливое слово можно бесконечно, до хрипоты — но это еще не означает действие. Равно как сказать «убить» — не забрать у кого-то жизнь. Поэтому в большей степени я предпочитаю молчать — а скажут все за меня и шестерки.
— Шино!
— Шинигами!
Одновременный оклик — и дверь распахивается, являя мне парочку рослых, крепких, сильных, но откровенно тупых индивидов: шавок беспородных, братьев — даром, что не близнецов, но настолько неразлучных, что даже смешно. Рей и Син. Хотелось бы за такое наглое вторжение швырнуть в них чем-нибудь тяжелым, но сегодня я в благом расположении духа — а потому просто переворачиваюсь на другой бок, лицом к ним:
— Надеюсь, у вас двоих что-то важное, раз прервали мой сон.
Светло-серый Рей несколько сконфуженно кашлянул, покосившись на брата:
— Пардоньте, босс. Но старик Генза согласен на твою защиту. Говорит, что или мы, или властям в зубы.
— И как мы хитро, — посмеялся на высоких нотах трехцветный Син, — нашептали ментам, что племянник его бросил с крышей, и можно мзду содрать! — но тут же заткнулся, услышав мой короткий рык.
Язык без костей, сучонок безмозглый. Не понимаю, как можно быть таким идиотом — и при этом иметь возраст поболе моего? Я, сгоняя дремоту, поднялся с продавленного дивана и, без промедлений одевшись, резким движением застегнул куртку. И молча направился в их сопровождении к милому заведеньицу местного сутенера Гензы — закрепить договор на словах более материальным подтверждением и развлечением с его вседоступными мальчиками.
Недолюбливаю бордели, да и подхватить в них чего-нибудь — раз плюнуть, если не уметь это почуять или не предохраняться, и откровенно ненавижу я методы лечения и прерывания случайных беременностей. Стараюсь избегать, но раз этот барсук согласился, то следует провести, так сказать, тестовый прием. Я предпочитаю знать, что крышую — тем более, что делать это буду впервые в жизни.
Фейс-контроль у охранника мы прошли без труда — ведь нас ждали. И принял лично Генза, а не один из его помощников — тех, кто смог уговорить и доказать, что сможет приносить пользу не задницей.
— Здравствуй, Шинигами… уважаемый, — поздоровался сухо и явно пересиливая себя — как же, так опуститься, чтобы его защищала какая-то вчерашняя шпана.
Но конкуренты слишком велики, и позволить себе действительно уважаемого защитника, чье имя вызывает трепет одним своим упоминанием, не может. Что на руку мне и этим дворнягам.
— И тебе не болеть, Генза, — ответил за меня Рей. — Долго будем расшаркиваться или чай-кофе уже предложишь?
Он, окинув нас по очереди придирчивым взглядом, будто ища изъяны и скачущих блох, перебрал короткими пальцами свои всклокоченные волосы цвета соль с перцем:
— Идите за мной.
Кабинет насквозь прокурен хозяином, что знатно отбивает нюх и бесит. Ну ничего, ради дела потерплю.
— Присаживайтесь, — приглашающим жестом указывает на диван, сам устраивая свои невысокие пузатые телеса в дешевом кресле из синтетического кожзама.
Я, лишь взглядом показав Рею и Сину, что они и постоят, вольготно расположился, закинув ногу на ногу и локти устроив на низкой спинке:
— Договор зачитаем и обговорим на месте, — подал наконец голос впервые за долгое время, и тем более — с момента прихода сюда. — Есть возражения?
— Нет возражений, — мотнул головой Генза и первые мои пункты выслушивал молча и больно равнодушно.
Ведение деловых бесед своим шестеркам я не доверяю, не полный же кретин. И при личном разговоре, надавливая по своему желанию на те или иные точки, я имею полную свободу считывать собеседника — интуиция зверя во мне несколько сильнее, чем в остальных. Был учитель, умевший ее развить…
— Не слишком ли ты много на себя взял, мальчишка? — прищурился этот барсук часа два спустя, сверля меня взглядом.
Эти пустоголовые откровенно ушли в астрал от безделья, а потому лишь дернули ушами-лопухами и зевнули. Мне же подобное отношение жуть как не понравилось — что и показал:
— Что взял — то и взял. Не нравится — обращайся к другим!
— Это ты слишком оборзел, вякая на босса, — Син, как всегда, просыпается первым и сует свой рябой нос.
Старик тут же примолкает с видом презрения на морде — и через полминуты переговоры возвращаются в нужное русло. А спустя час я накладываю печати на камень договора — и тот распадается пополам, забираю свою половину:
— А теперь наиболее приятная часть сегодняшнего вечера, — в глазах, чувствую, как заплясали огоньки, а губы расходятся в едва заметной улыбке, — вернее, уже ночи.
Эти шавки вообще облизываются, делая вид, что принюхиваются в поисках тех самых мальчишек, в которых член можно запихать по самые яйца — и те смогут лишь стонать, пока не удовлетворятих целиком. А делают вид, потому что сомневаюсь, что их носы лучше моего в этом провонявшем табаком закутке.
Старик Генза с кислым видом вылез из-за своего стола, предварительно куда-то заныкав свою часть договора, и вышел в коридор вперед нас:
— Только не увлекайтесь больно. Мне и так несладко пришлось — месяц работал в убыток себе. И только дела стали налаживаться, как эти власти…
— Ничего-ничего, Генза! — захихикал идиотично Син, облизываясь и едва ли не размахивая хвостом. — Мы твоих лапулек приласкаем, вернем к жизни! Вешаться на нас будут, как опоссумы!
Рей засмеялся от такой дебильной шутки, мне же захотелось выбить этому пестрому утырку нахер все зубы. Ладно, потом над этим подумаю.
— Рензи, пошевелись и подними всех тех, кто свободен!
— Слушаюсь, господин Генза! — засуетился молоденький кот и, застыв на нас взглядом, шепотом и опасливо спросил: — Желают осмотреть особый ассортимент?
— А неплохо звучит, — хмыкнул предвкушающе рядом со мной Рей, облизываясь и не стесняясь демонстрировать свои клыки.
Барсук, кашлянув и не очень одобрительно посмотрев на помощника, махнул рукой:
— Ежели хотят.
Особый ассортимент выглядел не особо. Похоже, Генза напрягал их нещадно, чтобы бизнес перестал идти в убыток ему — хотя и сомневаюсь, что это стоило таких жертв. Уже не хочу представлять, как у них выглядят обычные штатные мальчишки. Эти же пытались стоять прямо и прихорошиться, но глубокие тени под глазами каждого выдавали не хуже, чем бледность и непроизвольная сутулость. У меня в короткие сроки пропал аппетит, и я уже приглядывал в неровном ряду не больно приодетых фигур кого-нибудь, чтобы тупо проторчать в его компании уставной час, как у братцев-дураков возникла с кем-то возня, переключившая мое внимание.
— Ба, да у нас тут настоящий лисенок! — взвизгнул довольно Син, дергая к себе за руку нечто рыжее с черными ушами и черной же шерстью на ногах.
— Не лисенок, а уже зрелый молоденький лис! — подхватил его брат, предвкушающе скаля клыки.
Тот же сам аж сжался от страха, поджав хвост и не в силах сделать ничего более, кроме как пытаться сопротивляться. И несмотря на острый мускусный запах отчаяния, противления, паники, а также грязного секса с разного сорта парнями, мужиками и старыми извращенцами, струны нервов во мне задел тонкий аромат, присущий лишь тем, кто рожден не в этих бетонных джунглях, а в настоящем лесу: сырого подлеска, древесной смолы, хвойных иголок и треснувших каштанов.
Син, стиснув его в своих лапах и не замечая слабых брыканий, со смаком вдохнул, уткнув нос в неровно обрезанные волосы на макушке, пока брат щекотал его бока под сетчатой майкой:

— Ну-ну, наша сахарная косточка, мы сможем отлично провести время друг с другом, не ломайся…

В ответ только тихое скуление и гримасы отвращения. Поняв, что эти двое выбрали себе игрушку, шлюхи сосредоточили внимательные взгляды исподтишка на мне: кто — опасаясь, а кто — интересуясь. Но никто мне из них теперь и с доплатой нафиг не нужен. И первым это почувствовал затылком Рей, оборачиваясь и ловя мой взгляд:

— Босс, а чегой-то у тебя зрачки скачут?

Вместо ответа я мотнул головой в сторону, приказывая отойти, а его пестрый брат, смекнув, повесил уши-лопухи в ненатуральной печали:

— Шино-о-о! Ну почему его?

— Не гунди, Син! — шикнул на него Рей и, вздрогнув от первого моего шага в их сторону, одним движением разжал тиски, сжимавшие лиса — и тот на слабых ногах оступился, упав на хвост, также рыжий с вуалью черной шерсти.

Ужас в его красно-карих глазах заплескался сильнее при виде меня, нависшего над ним — и рывком поставившего на ноги парой секунд спустя. И жалобно выкрикнул «нет!» в то мгновенье, когда оказался у меня на плече в роли мешка. Шлюшки-коллеги опустили в пол глаза, полные неподдельного сочувствия.

Генза, все это время стоявший неподалеку, не был шибко доволен моим выбором — видать, достаточно ценный экземпляр, и вновь позвал того же Рензи:

— Проводи клиента! — и тот, расшаркавшись, поспешил довести меня с этим трясущимся существом до двери, ничем особо не отличающейся от остальных дверей справа и слева, а потом торопливо ретировался, боясь явно, что я и его за компанию зажму.

Замок слабый, но ослабленного мальчишку все-таки удержит. Заглушенный моющими, чистящими и ароматическими средствами запах сырости и тупого траха по всему периметру комнаты заставляет поморщиться. И желание едва ли не пропало, как его разбудило несмелое шевеление на плече. Натужный полустон и сиюсекундное сворачивание в комок заставили немного усомниться в том, стоило ли бросать его на кровать с высоты своего роста. Но дикий зверь не должен сгибаться в три погибели от какого-то броска.

— Пошевеливайся и снимай тряпки — или хочешь, чтобы я их порвал? — снимаю куртку.

Лис, сев на колени и со злобной обреченностью на меня покосившись, подцепил края короткой сетчатой майки, стянув ее через голову, а потом и с короткими мягкими шортами было все решено. Я, хватая это и швыряя в угол, добавил непреклонно, чувствуя наливающуюся тяжесть ниже пояса:

— Трусы тоже.

Он, покраснев от стыда и унижения, лег на спину, головой на подушки, избавляясь от них — и закрывая глаза в попытке расслабиться и отключиться от этого мира.

Значит, считаешь, что мне будет достаточно трахнуть бревно, пусть даже такое не обделенное мышцами, но такое красноречиво соблазняющее? Ну уж нет, и не надейся.

Его стиснутые колени были тут же раздвинуты, открывая обзор на покрасневшее отверстие, которое тут же попытался закрыть хвост, но был прижат моим коленом обратно к кровати. Раз не так давно у него кто-то уже был, то подготавливать не нужно даже в отсутствие сейчас сезона размножения. Я, подхватив под левое колено, резко перевернул его на бок, заставив вскрикнуть от неожиданности и боязливо посмотреть. Неужто думал, что оставлю тупо лежать или поставлю раком? Так неинтересно…

Чувствуя дыхание на шее, вздрагивая от несильных укусов в шею, плечи и за уши, лис ежился и подавал слабые стоны, цепляясь пальцами за подушку и делая слабые попытки закрыться. Но сопротивление уже сломлено и полностью бесполезно. Неторопливо я вынудил его выпрямить правую ногу — и, оседлав ее, его левую устроил удобно на своем плече. Шорохи моей одежды красноречиво подсказали ему, что сейчас будет, и в пустоватых глазах, уставившихся в стенку, промелькнуло омерзение и новая обреченность.

Ты сам позволил себе попасть в такую переделку, мальчишка, поэтому принимай это, как испытание твоей духовной силы.

Войти в него оказалось легко, в чем не было ничего удивительного, поэтому не было и необходимости давать ему привыкнуть — так что уже через пару секунд я начал двигаться, быстро набирая темп и засаживая глубже. Стоны боли и тщетные отрывистые просьбы не останавливали, и ему оставалось лишь заглушать их и смачивать подушку своими слезами и слюной, сжимая зубами под конец, когда я перестал его щадить…

Глубоко вздохнув и облизнувшись, я оставил его в покое, разряжаясь остатками уже на простыни, хотя основная часть моего семени осталась глубоко внутри с последними контрольными толчками. Лис поспешил отползти от меня, глухо покашливая и переводя дыхание — пусть, отработал…

В этот момент из его анала просочилось немного, заставив меня тут же принюхаться, резко застегнуть ширинку и открыть шире глаза вовсе не в замешательстве от его сдавленного полурычания «слишком много сегодня». За одно мгновение я вернул его обратно, заставляя лечь на спину и открыть свой живот. Изо всех малых сил сопротивляясь, он испуганно взмолился:

— Прошу, хватит!.. Отпустите…

«Этот запах действительно…» — не обращая внимания на его лепет и сосредоточившись, я накрыл ладонью область ниже пупка и с небольшим нажимом провел до лобковых волос:

— Не пресс, определенно…

— Ч… что? — опешил, перестав биться и посмотрев сначала на меня, а потом — на мою ладонь на животе. — Уберите, пожалуйста…

Но больно я хотел его слушать, ощутив явственней то, что подозревал:

— У тебя бремя.

— Э?

— Здесь, — перебрал пальцами ниже пупка и глядя туда будто под гипнозом безотрывно. — Уже больше месяца… если не все два.

Лис, крупно задрожав, прерывисто вздохнул, сглатывая:

— К… как это… может быть?..

— Даже если с тобой не сцеплялись, все равно ты мог залететь…

— Сцепл…

Я не дал ему договорить, пока сам не закончил:

— …и тебя поймали наверняка по первому снегу, в разгар сезона, когда за тобой вереницы носились, и ты с ними периодически перепихивался. Верно? — лишь тогда дал ему слово.

Он, помотав головой отрицательно, поджал хвост между ног, сгибая еще и их в коленях:

— Тогда только началась течка… Я был девственником… Никто еще не бегал.

Неубедительно врет. У меня вырвалось раздраженное рычание:

— Не бреши мне тут! Или тебя и сородичи здесь потрахали вволю?!

Торопливое бегство на другой край кровати показало, что мне стоит поуспокоиться. Закрыть глаза и вздохнуть глубже. Нефиг злиться на всяких глупых мальчишек…

— Был только один… В начале, и он не… внутрь…

— Уверен? — посмотрел строго на него.

— Предохранялся…

Осталось только цокнуть языком. Полукровки — случаи редкие, а в борделе — так вовсе абзац, потому что здесь они никому не нужны. И химия, которую регулярно шлюхам вкалывают против половых и не очень болячек, гарантирует выкидыш… И как этого укола избежал? Или просто не попал? Тогда как до сих пор никто от него не почуял того, что сейчас чую я? Хотя кто будет принюхиваться своим мало чующим носом — притом, и я ничего не заподозрил…

Лис пребывал глубоко в своих мыслях, скрутившись в три погибели на боку, ко мне спиной, испещренной застарелыми следами от когтей. Да на нем всюду заметны следы далеко не нежного обращения. Разве что дикари вроде него и могут не скинуть в подобных условиях… Но все равно щенкам, даже если они и родятся, не жить.

— Могу помочь с этим, — предложил я, посмотрев в затылок.

— Как? — вздрогнув, обернулся мрачно, дергая нервно хвостом и медленно перекатываясь на спину.

Подобное не говорят во весь голос, поэтому наклоняюсь и шепчу прямо в ухо, вновь кладя ладонь на незаметный еще живот:

— Если нажать с определенной силой в определенных местах, тело само начнет их отторгать. Будет фигово, но лучше, чем…

Договорить не успел — он от мня снова шарахнулся, как кипятком ошпаренный:

— Не трогай меня! — и оскалился, прижимая колени к груди.

Ишь ты, сколько благородства, аж пробрало.

— Генза, когда узнает, или выбьет их из тебя, или утопит в ведре! Подумай, повторять еще раз не буду!

Но лис издал угрожающий то ли горловой скрип, то ли полувой, выдавив через него с неожиданной яростью и решимостью:

— Не позволю…

А это выглядит даже забавно. Невольно вырвалась усмешка, вызвав с его стороны большее напряжение. В этом мальчишке с ладной сухой фигурой, оказывается, есть еще воля и сила защищать — впрочем, не так и долог его срок пребывания здесь, судя по всему. А с какой решительностью закрывает ногами и ладонями своих не рожденных еще щенков… Невольно возникает некоторое уважение, ведь не каждый на его месте — далеко не каждый, — узнав о своем залете от бордельного траха, не побегут к помощнику хозяина, чтобы его вытравили.

Но так бессмысленны его протесты, когда за отсутствием добровольного признания вгонят химикат насильно, а потом и под клиента очередного подложат с едва затянувшимся родовым отверстием. Лесные дикари не городские трущобники — выкидыш для них не только физическое, но и моральное испытание, а когда еще и иметь продолжают — свихнуться им недалеко. И как поразмыслил — жалко этого идиота стало…

Пойдя на договор с самим собой, я приблизился к нему, дергая к себе и на отчаянное сопротивление ворча низко:

— Да не трону я твоих заморышей! — и когда он успокоился и настороженно посмотрел мне в глаза, сам его осмотрел придирчиво: «Из него вполне может выйти толк и польза. Ловкость и чуткий нос, тонкий слух лишними не будут, а уж о чувстве долга лисиц говорят не меньше, чем о волчьем, а он мне будет по гроб жизни должен», — Выбирай: или я тебе провоцирую выкидыш — или… — когда возмущенно что-то выкрикнул, не удержался и влепил ему оплеуху по затылку, — …или пойдешь со мной. Мне пригодится твой нрав, и обучить тебя труда не составит. И вырастишь свой выводок. Третьего варианта не ищи…

Вертикальный зрачок в его глазах резко сузился — и через минуту, как и ожидалось, последовал сдавленный ответ через стиснутые зубы:

— Я пойду… с тобой…

— Одобряю, — довольно усмехаюсь и поглаживаю по голове. — Как твое имя?

— Неро, — поежился от этой неожиданной ласки, зажмурив один глаз.

«Забавное имя», — улыбаюсь чему-то своему и, встав с кровати, расправил складки на своей футболке:

— Одевайся, Неро — и пойдем со мной, — а уловив какое-то странное выражение его лица, решил спросить все-таки: — Я слишком сильно тебя отделал для этого?

Густая краска и стыдливо спрятанный взгляд. Да, снесло немного крышу от такой соблазнительной тушки… Ничего не попишешь, закидываю его, кое-как надевшего свои бедовые шорты с трусами и подобие майки из сетки, на плечо — вреда для заморышей не будет на такой ранней стадии все равно; и несу по коридору прямо к кабинету Гензы. А тому было лучше согласиться с моей прихотью, чем иметь охрененно много проблем без моей крыши… Я же без него проживу.

Син и Рей, недовольные столь коротким весельем, потащились следом по улице, поначалу с любопытством поглядывая на лиса, что послушно висел на плече. И трехцветный не выдержал первым, спросив:

— Шино, а ты его только в личное пользование взял или как?

Я коротко глянул на напрягшегося Неро, не сдержавшись и легко хлопнув его по аппетитной заднице, выглядывающей из-под моей куртки на нем:

— От него зависит.

Рей это понял по-своему:

— То есть, когда он тебе надоест, отдашь его нам?

Рыжий с вуалью черного хвост недовольно махнул, попав мне по лицу, за что я за него и дернул, заставив вскрикнуть:

— Син, иди вперед и выгребайся на диван. Сегодня он будет спать в твоей комнате.

— Чего-о-о?! — ошалел он — и дернулся в сторону от одного только моего рыка. — Ладно-ладно, понял! — и, ворча жалобным голосом что-то под нос себе, поднялся бегом впереди нас в квартиру.

— А как же мой вопрос? — навязалась светло-серая псина.

— Завтра. А сейчас не трогайте его вообще.

Сегодня я объяснять ничего никому не собирался вообще. Даже в душ этого провонявшего сексом Неро гнать никакого желания не оказалось — и похер, в комнате Сина и не таким воняло.

Утро началось с воробьиной драки на заснеженном карнизе. Сжевать бы эти комочки скандалов — да перьев в них больше, чем мяса, особенно сейчас, зимой, так что проку никакого. Тем более, что на завтрак я предпочитаю другое, и это само собой никак не приготовится. В холодильнике, как всегда, царство пиццы и какой-то алкогольной выпивки, которую эти шавки боготворят. Вот и послал их вчера в магазин за продуктами. Похоже, давно я им не вкатывал взбучки, раз они деньги потратили на подобную чухню. Первым на очереди оказался храпевший на диване Син, который уже через две минуты, боясь за свой хвост, конечности и яйца, вылетел наружу. Через пожарную лестницу. Рей же ретировался за моей спиной в том же направлении — магазина. То-то же.

Но для моего собственного завтрака продукты в холодильнике нашлись в достаточном количестве, когда все дерьмо перекочевало в мусорное ведро. И на сковородке уже почти сготовилась моя яичница с беконом, а в турке — мой кофе, как шум за стенкой заставил вспомнить еще об одном голодном рте. Которому жрать нужно не только за себя.

— Пошевеливайся и иди сюда, рыжий! — ничего не поделать — складываю на тарелку яичницу, а себе делаю новую.

Лис появляться не спешил, но все-таки высунул нос из-за угла с тихим «доброе утро». Я, оглянувшись, поморщился — проклятье, забыл, как от него шмонит:

— Сел и съел все на тарелке. Потом в душе чтоб отмылся хорошенько!

Он, тихонько пристроившись на краю стула и оглядывая со всех сторон яичницу недоверчиво, пробормотал:

— А если я там что-нибудь сломаю?

— Я сломаю тебе пальцы.

На лице показательный ужас, кожа цвета простыней, но в глазах эмоции куда иного плана: недоверие, подозрительность — и работа мысли. Я, выключив газ и сам усевшись напротив него со сковородкой, принялся за еду:

— Я сам тебя помою, как поем. И тебе тоже лучше не тормозить — я ждать не буду.

В итоге он сжевал завтрак раньше меня. И в душе пару раз так шарахнулся при паре моих прикосновений, что я подумал: еще немного — и не надо будет думать, что с ними делать, с заморышами. Но обошлось — и через несколько минут Неро уже встряхивал влажной головой, вновь сидя на кухне в футболке и штанах одного из шестерок, которые велики ему были размера на три минимум. Те, вернувшиеся уже с нормальной едой, сокрушались по своей спущенной в мусоропровод пицце и выпивке, а я делал им нормальный харч на обоих один — им же все равно, чем питаться.

Лис сверлил мои лопатки взглядом, медленно пережевывая бутерброд и запивая чаем, а Рей, облизывая губы и явно желая его тело, не выдержал и спросил напрямик:

— Шинигами, так зачем ты его приволок к нам?

Я, накрыв большую кастрюлю крышкой, сел на край облупленной столешницы, попивая свой кофе из кружки:

— Мне нужен кто-то с носом, глазами и ушами, а также умеющий скрываться. Вы мне в этом смысле бесполезны.

— А есть гарантии, что он не предаст нас, Шино? — вставил свой тявк и Син.

Я посмотрел на Неро, замершего в отдалении от обоих широкоплечих псин и с немой мольбой смотрящего на меня. И не поймешь, о чем мольба.

— Он ждет щенков. Так что не задавайте глупых вопросов. А также не трогайте его и обходите вообще стороной за километр. Поняли оба? — кинул на обоих строгий взгляд.

Син с сомнением посмотрел в стол, а потом на брата:

— Шино, а я не смогу сдержаться, когда через десять сезонов у него снова будет течка.

Ох, и хочется ему вдарить и по челюсти, и по башке тупой, и по яйцам болтающимся…

— Будешь и ему за таблетками ходить, тупая башка. А пока пошел за капсулами от запаха. Две пачки по двадцать, уяснил?

Тот, страдальчески заскулив про то, как я над ним издеваюсь, убрался снова из квартиры — и на этот раз надолго, потому как поблизости с нами нормальных аптек не было. Рей же молча дождался своего завтрака и свалил шляться по улице. Тоже мне, недовольный… еще бы тявкнул — я бы ему язык выдрал с корнем.

— Поднимайся, — дергаю за локоть лиса вверх, игнорируя его протесты, и тащу в свою комнату, где он замирает.

И так со всеми, кто сюда заходит, даже с этими дворнягами Сином и Реем. Неужто так пахнет диким зверем? Даже похожий зверь в ступор впал.

— Неро, подгребай сюда! — позвал я его, доставая из тумбочки упаковку и отламывая две капсулы, одну кинул ему на ладонь. — По одной в день — и через неделю или две соблазнительно пахнуть ты уже не будешь, — заметив его сомнение, пихнул в плечо. — Глотай, на щенков они не повлияют — сам пробовал.

Сажусь на край своей разворошенной кровати и закидываю в рот свою капсулу. Не самый приятный привкус полимерной оболочки, но фармацевтике на вкусы до лампочки. Да и не такое дерьмо подчас приходится глотать.

Лис пялится на меня, как на восьмое чудо света, круглыми глазами с дергающимся зрачком. Рот бы еще разинул — была бы вообще картина… кровью из разбитого носа.

— Завязывай глазеть.

— Ты… ты… ом… оме???

Я досадливо закатил глаза:

— И что с этого? По-твоему, в таком случае я должен работать у Гензы его персональной грелкой на ночь?! — проворчал крайне недовольно.

Он испуганно помотал головой, отступая на шаг:

— Нет, я… просто ты… со мной… — покраснев густо, отвел взгляд в сторону.

— А в этом что не так? — рыкнул низко. — Трахаться мне круто не только в задницу, представляешь!

Неро, сглотнув, сбивчиво забормотал:

— Странно просто… это все… никогда о таком не… слышал даже…

Что-то во мне смягчилось, и злость отступила:

— В городе много странностей считается нормой. Включая мои наклонности. И благодаря волчьей крови я не хлюпик и ростом не уступаю, — заметив, что он все еще вертит капсулу в пальцах, бросил: — Проглатывай, а не любуйся!

Лис, вздрогнув, мигом ее потребил, а потом несмело спросил:

— А что значит… сами пробовали?

Во мне возникло сомнение, стоит ли ему говорить. Но, с другой стороны, он слишком от меня теперь зависит, чтобы болтать на стороне, да и против меня эту информацию вряд ли получится использовать. И даже если оставят без таблеток и капсул, моя половая принадлежность не означает, что я не могу оторвать кое-кому некоторые выступающие части тела или пустить потроха на украшения фонарей и стен.

— И на меня нашлась пара. Но его убили в перестрелке, а через пару месяцев я на поздних сроках пропустил два удара в живот во время уличной разборки. Так что лучше не высовывайся из квартиры, понял меня?

— П… понял.

— Вот и договорились. А теперь ложись на кровать, быстро.

— А? — от лица этого рыжего существа отхлынула резко кровь. — Что?

Я выдохнул досадливо:

— Заморышей твоих проверю. А не приспичит тебе сексом заняться самому — не трону. Больно мне нужно тебя после выкидыша выхаживать! А теперь живо на спину!

Неро торопливо подчинился, опять поджимая хвост между ног. Живот, как я и раньше заметил, у него совсем не сильно выпирает, а если вспомнить, как он сутулился и зажимался, ничего удивительного, что по внешности никто ничего не заметил. Да и запах, характерный для беременного, даже мне удалось заметить, когда у него сперма просочилась — городские же так вообще бы ничего не заподозрили, пока бы третий месяц не грянул. Но если прощупывать целенаправленно, догадаться не так сложно. И как он сам остался в неведении?

— Минимум трое, — отдалился я, одергивая на нем застиранную футболку, — возможно, на одного или двух больше, — «Вскоре это место превратится в галимый детский сад — и лет на пятнадцать. Полукровки — вот же номер…».

Лис, расслабившись и прикрыв глаза, медленно провел ладонью от низа груди почти до паха, укладывая ее потом так, будто бы животу уже требовалась поддержка — на его низ:

— Шинигами…

— Чего тебе?

— Мне жаль…

Эти слова заставили меня опешить, говоря по чесноку.

— Чего тебе жаль? — смерил его непонимающим взглядом.

— Жаль… что с твоими… вышло так… — приоткрыл он один глаз, явно ожидая взрыва с моей стороны.

Но его ждал сюрприз. Сочувствие со стороны такого, как он — не самая большая честь, но злости отнюдь не вызывает. И тут Неро торопливо садится:

— Ой… пихнулся…

Я фыркаю скептично — все ему кажется, не могут они еще пихаться. Но когда поразмыслил немного и допустил мысль, что они просто мелкие для своего срока, то это вполне может быть даже третий месяц…

Пипец я потерял сноровку…