Букв. конечно, многовато.... Но и таких историй немало.
ОТКУДА БЕРУТСЯ СОБАКИ-УБИЙЦЫ…
Звонок из приюта:
— Боря, ты можешь подъехать за собакой?
— Что за собака-то?
— Алабай. Только он в очень плохом состоянии…
— ??
— Мужик привез усыплять. Только он сначала, уделал его. Пес кровью мочится… Хозяин говорит, что дочка в больнице с тяжелыми покусами.
— Сейчас еду.
Каморка с крашеными в ядовито зеленый цвет стенами. Обшарпанный стол. Три разнокалиберных стула. Кипятильник в литровой банке булькает, готовя нам очередную порцию чая. Открыта вторая пачка сигарет и табачный дым тянется через открытую форточку в прохладную летнюю ночь. В дальнем углу на продавленном диване хрипло дышит огромный пёс. Один глаз у него не открывается из-за громадной гематомы. На разбитом носу корка запекшейся крови. Собака никак не реагирует на двух незнакомых людей, сидящих за столом. Наталья, дежурящая сутки в «Приюте», рассказывает мне историю этого пса. Жизнь пошла кувырком в один миг. Еще вчера был дом, хозяева… А сегодня только боль и апатия. За что? Тот, кто был богом, кормил, целовал в нос, баловал — вышвырнул его. А до этого искаженное злобой лицо… Удар ногой в пах… Стулом по голове… И снова ногами… Долго. Сильно. Жестоко и безжалостно. Но тут надо вернуться к самому началу. Не ко вчерашнему дню, а гораздо раньше. Раньше на целую жизнь. На целый год. В то время, когда все вокруг было очень большим, незнакомым и пугающим. Сильный Мужчина, ласковая женщина и… И маленькая девочка. Девочка со светящимися от счастья глазами. Дни замелькали калейдоскопом ярких образов. Как они замечательно играли, отнимали друг у друга большую куклу. Острые молочные зубки щенка с треском рвут ткань кукольного платья… Сильный удар пластмассовым детским ведерком по голове и крик: «Мама! Он Машеньке платье порвал!». Щенок делает лужу и прячется под шкаф. «Иди на место! Сколько можно тебе говорить, чтобы ты не портил игрушки! Опять на ковер нагадил!» Сильная женская рука, еще недавно ласкавшая, грубо берет за шкирку, вытягивает из спасительного укромного уголка под шкафом и тащит в коридор. От страха и обиды мочевой пузырь снова перестает повиноваться. «Ах ты, зараза, ну сколько можно ссаться?!?» Носом в лужу. Шлепок по заднице и грубый толчок на коврик в коридоре. Из-под дрожащего щенка снова вытекает струйка влаги, и он пытается ее слизать, пока не заметили хозяева… А как они сначала хорошо играли… Поворот калейдоскопа воспоминаний. Один дома. Скучно. Страшно. Прокушенный мячик надоел. Пластмассовая косточка давно перестала быть интересной. А как чешутся зубы! Одни расшатываются и выпадают, другие пробиваются сквозь десны, вызывая невыносимые резь и зуд. Как удобно, лежа на своем коврике, чесать их о деревянную ножку трюмо… И щенок сладко засыпает, убаюканный этим занятием. Просыпается он, от того, что вернулась из школы маленькая хозяйка. Дети жестоки. Им хочется походить на взрослых. Им хочется хоть немного почувствовать себя в роли родителей. Поводок со стальным карабином опустился на спину щенка. «Смотри, что ты наделал, негодяй!» — кричит девочка, показывая пальцем на испорченную мебель и пытаясь подражать маминым интонациям. Предательская лужа опять темным пятном расползается по коврику. «Ты опять писаешься?!?» — снова удар поводком. «За это ты гулять не пойдешь!» — это уже подражание папе. Но больше, чем час, щенок не выдерживает. В коридоре появляется кучка, и опять наказание. Еще поворот. Цветные яркие образы складываются в следующую картинку. Дрессировочная площадка. Вокруг много собак. Незнакомые запахи, непонятные лестницы и барьеры. Хозяин разговаривает с парнем в ватнике. Разговор совершенно не интересует собаку. Она рвётся с поводка, чтобы устроить возню с очень милой овчаркой…
— Не, братан, я же объясняю: мне не нужны все твои «рядом» и «ко мне». Мне нужна защита. Ты его кусаться можешь научить?
— Вы понимаете, я не могу взяться за обучение вашей собаки по «защитной службе», пока она не прошла курс общей дрессировки. Вы же не отдадите своего ребёнка в институт без начальной школы…
— Ну, ты загнул. Короче, я тебя спрашиваю — ты будешь учить собаку кусаться или нет? Да не дёргайся ты, заплачу я тебе и за послушание, и за защиту, ещё и сверху накину чего-нибудь, если всё в кайф сделаешь.
— Дело не в деньгах. Ни один уважающий себя и свою работу инструктор не возьмётся злить Вашу собаку, не добившись от неё стопроцентного послушания.
— Да пошел ты… Ты не единственный инструктор в городе. Дурак. А мог бы денег заработать.
Новый инструктор собаке не понравился сразу. Было в нём что-то пугающее. Пёс не чувствовал в нём ни страха, ни любви. Только холодное высокомерие. Хрустящие купюры перекочевали от хозяина в его карман. И занимались они не на площадке, а во дворе дома. Инструктор подъезжал в назначенное время на машине, надевал огромный рукав из туго сплетённых джутовых шнуров, брал в руки кожаный хлыст, с блестящим карабином и петлёй на толстом конце. Собаку привязывали к дереву и начиналась пытка. Полтора часа ада. Шлепки, щипки, размахивание тряпкой перед мордой. Пёс, сначала устало отбрёхивался, но постепенно злость и обида брали верх. Волной накатывалось бешенство, застилая глаза пеленой, заставляя забыть о боли и унижении. Оставалось только одно желание — вцепиться клыками в эти ненавистные руки. Собака ничего не видела и не слышала, кроме мелькающего перед ней противника и голоса хозяина — «Хорошо! Чужой! Сожри его! Чужой!» Так и отпечатались в мозгу на всю жизнь — всепоглощающая ярость и команда «чужой». Ещё одна смена картинки в калейдоскопе. Вечер. Они с хозяином возвращаются с прогулки. Навстречу, покачиваясь и что-то напевая себе под нос, идёт совершенно безобидный мужичок в потрёпанном пальто. Хозяин оглядывается по сторонам — нет ли кого-нибудь поблизости. Нет. Вокруг тишина и больше ни одного случайного прохожего. «Ну, Акбар, покажи, чему тебя научили. Чужой. Чужой, Акбар, сожри его, фас! «Собака, ничего не понимая, смотрит на остолбеневшего потёртого мужичка, а в мозг ввинчивается команда «чужой». Шаг навстречу. Оскал клыков. Утробный рык. Ужас в глазах человека. Мужичок отступает, делает неловкое движение, сзади как хлыст подстёгивает хозяйская команда. Прыжок. Удар грудью. Азиат подминает под себя парализованное страхом человеческое тело. Срабатывает рефлекс — «чужой» — ярость. Крики хозяина: «Ко мне, Акбар! Фу! Плюнь, идиот! Ты же его убьешь!» Рывки за ошейник, удары поводком по спине. Собака чувствует страх хозяина. Бомж корчится от боли и пёс ощущает острый запах его мочи… («Ты опять описался!» — наказание, унижение.) С трудом хозяину удается оттащить собаку и, бросив покусанного человека на улице, он тащит Акбара домой. Нервная дрожь колотит собаку, на губах вкус крови, и безмерное удивление, — меня боятся. Осознание собственной силы. Это что-то новое… А калейдоскоп воспоминаний продолжает своё безумное вращение. Маленькая хозяйка обедает. Она часто даёт что-нибудь вкусненькое со стола. Собака сидит у её ног, преданно глядя в глаза и пустив две струйки слюней чуть ли не до пола. — Иди на место, хватит попрошайничать, невоспитанная собака! Акбар остаётся на своем посту у стола. — Я кому сказала, на место. — Рука замахивается для удара по носу. Длинные белые клыки обнажаются под сморщенным собачьим носом, и из-под подрагивающей в оскале верхней губы, доносится рык. Рука замирает в воздухе. Страх. «Забирай. Отстань от меня. Я тебя не люблю. — на пол падает куриная нога. — Ты — плохая собака». — Девочка убегает в комнату со слезами на глазах. А собака получила еще один урок страха и собственной силы. Калейдоскоп вращается всё быстрее и быстрее. Обрывки воспоминаний сменяют друг друга с нарастающей скоростью. Иерархия в доме установилась на основе силы и страха. Их маленькой стае нужен вожак. Это место оспаривается с Хозяином. Да, пока он еще Бог. Но собака уже видела его страх. Авторитет пошатнулся. Это место они еще оспорят. Потом. При случае. А вот дальше все предельно понятно и ясно. Третье место уверенно занимает Большая Хозяйка. Последняя, самая нижняя ступенька в Табеле о рангах отдана девочке. Стоп. Не выдержав сумасшедшего вращения, калейдоскоп разлетается на тысячи осколков. Последняя картинка. Вечер. Кухня. Вернувшийся с прогулки Акбар жадно ест из миски. Мимо проходит маленькая хозяйка. Рык. Оскал. Не подходи. Это моя миска. Девочка отринула в сторону. Страх. Книга выпадает из её рук. Она нагибается за ней в опасной близости от миски. Нет, ярости не было. Было просто желание отогнать её от еды. Короткий рык и щелчок зубами. Но лицо наклонившейся девочки оказалось как раз на уровне его клыков. Детская кожа разрывается под ними от виска до подбородка. Крик. А потом были те самые минуты, с которых начал раскручиваться безумный калейдоскоп. На крик прибежали мужчина и женщина. Они унесли девочку. Затем вернулся Хозяин. В нём уже не было страха. Только холодная ярость. Акбар стал для него «чужим». Удар ногой в пах. Ещё и ещё… Собака с визгом забивается в угол. Как в детстве из-под неё вытекает горячая струйка. Только теперь в ней запах крови. За что? За что, Хозяин?!? Ты ведь сам меня учил быть безжалостным к слабым! Это ты, хозяин, Бог, заставил кусать беззащитного потёртого мужичка, это ты, хозяин, дал мне почувствовать силу, власть. За что? Я делал только то, чему меня учили…
Ночь подходит к концу. Мы с Натальей вспомнили множество искалеченных собачьих судеб. Какие они все разные. И, какие, вместе с тем похожие. Да… Невесёлый получился разговор. Акбар задремал. Похоже, ему просто плевать, где он, что с ним, и что его ждёт впереди. Заехал Вовка на машине. Мы отнесли собаку на заднее сиденье. Попрощались с Наташкой. Машина набирает скорость. За окном мелькают дорожные знаки и деревья. Мы выезжаем из города. Автомобиль мчится по Московскому шоссе. В питомнике уже ждёт врач Ирина. Я поворачиваюсь назад, к Акбару. Кладу руку ему на голову. — Ну что, дружок, мы тебя вылечим. А потом — учиться. Восполнять пробелы в образовании. Я не виню тебя. Ты — просто собака, которая делает лишь то, что ей вольно или невольно позволили. Всё будет хорошо… "