«Ни о чём не жалею. Даже если бы можно было что-то поменять в жизни, я бы этого не сделал. Я тот, кто я есть, только благодаря тому, что со мной произошло», — говорит мой Ирек.

«Отдайте его ноги»

— Ирек закончил первый курс техникума, и мы с папой решили ему подарок сделать. Нет, мотоцикл он не просил. Но я-то знала, что хочет, — ведь у всех друзей мотоциклы. Это конец 90-х был, мы работали на кирпичном заводе. Получку давали не деньгами, а продуктами, вещами какими-то. Так и мотоцикл управили в счёт зарплаты, по доверенности через завод.

Ирек совсем недолго на нём покатался. Пришёл как-то и сказал: «Мам, давайте мотоцикл продадим и купим подержанную машину. Я её отремонтирую, до ума доведу». Я удивилась: «А что с мотоциклом не так?» Он: «Не нравится. Ноги незащищённые». Это было в воскресенье. А в среду…

Возвращаюсь с завода, Ирека дома нет, еда в холодильнике нетронутая. Странно, думаю, — он ведь всегда меня с работы встречает. Ну, да ладно. Стирку затеяла, в выходные не успела — картошку копали… Стираю, и вдруг внутри что-то ёкнуло. Звоню другу, с которым Ирек обычно гулял. А брат его говорит: «Тёть Василя, а вы что, не знаете? Они в аварию попали». Я в больницу бегом, ругаю Ирека с этим мотоциклом: «Ну, я ему задам сейчас!» Примчалась. «Зарипов? — спрашивает медсестра. — Он в реанимации, ему ноги ампутировали». Захожу в палату и вижу: лежит половинка моего ребёнка. Ребёнка 17 с половиной лет.

Единственное, что меня до сих пор успокаивает, — не его это мотоцикл был. Друга Сашки. Они из гаража возвращались: Ирек за рулём, Сашка сзади. И, не доезжая до дома метров 200, кран, «МАЗ» 9-тонный, выскочил. У друга ни царапины, а у Ирека… Всю жизнь ему оборвали. Он такой красивый у меня мальчишка, высокий — 178 ростом был.

Я вообще не думала, что такое страшное бывает. В истерике просила: «Отдайте мне его ноги». Трясла врачей: «Где протезы добывать?» А они мне: «Женщина, живите одним днём! Он слишком много крови потерял…» А друг тот Сашка тогда в Чечню служить напросился. Виноватым себя, наверное, считал.

9 лет суда

Лекарства. Каждый укол — 1000 рублей. Чтобы не корчился от боли. Ему так больно было, что он ничего не осознавал. Думал, ноги просто загипсованные. А когда наконец понял… Такие страшные слёзы у него в глазах стояли.

1000 рублей — огромная сумма. Но весь район деньги приносил. Чужие люди бросали в почтовый ящик. Всё на лекарства и продукты шло. Каждый день Ирек ел мясо. Мне хирург потом сказал: «Василя, если бы не это мясо, если бы мальчишка на хлебе и воде был — не выжил».

Мы его с папой на себе таскали, как мешок с сахаром. Спину надорвала, ноги у самой на нервной почве стали отниматься. Сидела в коляске, не знала, встану или нет, а проблемы всё росли и росли. И тут мысль: а если я из жизни уйду, что с Иреком будет? Собралась, поднялась, вышла хромая на работу.

Домой возвращаешься и видишь: ребёнок сидит на полу, глаза потухшие. Не дай бог никому. А ещё суд. Мы ведь девять лет судились, чтобы выбить пожизненную пенсию (4,5 тыс. руб.) из организации, где работал водитель, сбивший Ирека. Тот человек позвонил один раз, спросил: «Жив?» И всё. Куска хлеба не принёс, когда было тяжело.

За наше дело никто не хотел браться. Мужа следователи посылали, он мне говорил: «Василя, ты — женщина, тебя не пошлют, давай!» Оказалось, и женщин посылают. А я всё равно ходила по всем инстанциям. Дело с мёртвой точки сдвинулось, когда до министра в Уфе добралась. И снова мир не без добрых людей.

Адвоката нашли. Ему было всё равно, что мы из простой семьи, что денег нет. Сказал: докажу, что водитель виноват, и доказал. Выцарапали мы свою матпомощь.

Ирек два года лежал. Как растение. Потолстел до 100 кг. У него такая депрессия была, что казалось — что-то сделает с собой. Иду с работы и вижу: сын в окне. Сердце опускается: «Всё, сейчас выкинется». А он мне: «Мам, успокойся. Я решил окна помыть. И хватит меня караулить, — сказал. — Я что, совсем, что ли? Я ведь понимаю, что должен жить ради вас».

И я ему поверила. А Ирек начал себя постепенно в руки брать. То ботинки папе начистит, то спросит, как унитаз мыть. Книгу рецептов потребовал купить. Я потом поняла, что за всё это время слёзы его только в больнице видела. Спросила: «Ирек, мне показалось, что ты больше не плакал?». «Плакал, мам, — ответил. — По ночам, чтобы вы не видели».

Это я позвонила в общество инвалидов. Ирек бы не стал. Слишком скромный. Говорю им: «Возьмите сына на ваши спартакиады, пусть людей увидит, вытащите его, пожалуйста, из квартиры». В общем, познакомились — и дело пошло. Научился спускаться с третьего этажа: тащил себя по перилам. Я предлагала: давай поменяем квартиру, переедем на первый этаж, чтобы проще. А он — нет, мол, не надо, чтобы было проще. Стал штангу тягать, похудел на 36 кило. Поехал на фестиваль колясочников в Адлер, где его москвичи приметили. Тренеры по лыжным гонкам и биатлону Ирина Громова и Амир Гумеров посмотрели на сына и сказали: «Будем делать из Зарипова спортсмена». Это было в июле 2005-го. До Игр в Турине оставалось полгода… Иреку на той Паралимпиаде не хватило всего 12 секунд на лыжне до 3-го места. Но он такой окрылённый вернулся домой, с порога заявил:"Всё равно стану чемпионом. Землю буду грызть, если надо, а стану!"

Я Турин в 2006-м не смотрела. И Ванкувер в 2010-м тоже не стала. Не могла — так страшно было. Муж за трансляциями следил. Занимаюсь делами на кухне, а он кричит: «Василя, а Ирек-то наш золотой». А потом другой старт, и снова «золото». У меня слёзы! (В Ванкувере Зарипов выиграл 4 золотые и 1 серебряную медали.) Все эти 10 лет страданий… И чтобы такое — мой мальчик на пьедестале. До последнего поверить не могла. Мы даже внучку нашу хотели назвать Ванкуверина. Она у нас, считайте, ребёнок той Паралимпиады.

«Мой папа — чемпион»

Дело было ещё до Турина. Смотрю, Ирек стал прихорашиваться, на улицу чаще выходить. И тут бабки во дворе заявляют: «Василя, к сыну твоему девушка какая-то ходит, он с ней часами на лавочке сидит».

Когда в следующий раз девушка пришла, мне бабки просигналили. Вышла из подъезда как будто за продуктами, а сама на лавочку кошусь: с кем там Ирек. Шпион из меня никакой, сын в секунду раскусил: «Мам, хватит притворяться, что по делам направляешься. Иди сюда — это Лена, я с ней ещё в больнице познакомился».

Я, конечно, долго справки об этой Лене наводила, со всеми друзьями переговорила. Понимаете, мне важно было, чтобы Ирек не страдал из-за любви. А вдруг она его бросит? Уж сколько я её обрабатывала: «Давай начистоту. Зачем он тебе такой нужен?» А она мне: «Какая мне разница, что у него нет ног! Я жить без Ирека не могу». В общем, справили свадьбу, как положено. И вот на моё пятидесятилетие родился внук — Айнур.

А как Айнур стал ходить, Ирек толком не видел. Всё время на сборах. Готовился к Ванкуверу. Заедет на пару дней домой и снова тренироваться… Короче, возвращается он из Канады со своими медалями, а у нас новость: «Ирек, дочка у тебя будет».

Девочку мы всё же назвали Дианой. Кроха совсем, а всё время твердит: «Мой папа — чемпион». А Айнур смешной такой мальчишка. Иной раз говорит: «Ненейка (он меня так называет), сын твой опять уехал деньги на игрушки зарабатывать».

И вот сейчас Ирек уехал в Сочи. Там поддерживать его будут Лена с Айнуром. А я дома, новостей жду. И смотреть телевизор снова не стану. Боюсь, сердце не выдержит.