Я тебе напишу. Сегодня. Пожалуй, после шести,
когда время впитает излишки ненужных чувств.
Это, знаешь, так страшно, однажды домой прийти
и понять, что не любишь. Что ты безнадежно пуст.
Что ты смотришь пустыми глазами куда-то сквозь
меня и пытаешься делать беспечный, влюбленный вид.
Это, знаешь, как в руку случайно загонишь гвоздь,
а когда вынимаешь — и кровь течет, и болит,
но так безопасней. Поверх еще йод, бинты —
и можно забыть. Заниматься своими делами.
Я тебе напишу; где аптечка. Сегодня. После шести.

Если смогу, конечно, с исколотыми руками.

… а когда наступал покой и стихало по всем фронтам, он по-прежнему рвался в бой, отомстить не своим мечтам, применяя любой резон, как удушливый смертный газ.
Он на раз выходил из зон, возвращался туда не раз и, надев нелюбви броню, по утрам наливая сок, клялся зеркалу: «не звоню»… снова тупо болел висок, мысли крыли дождём свинцовым и, стакан наполняя вновь, проливалась на стол вишневая \ почему-то казалось\ кровь.

…а когда начинался бой и гремело на всех фронтах, она помнила про покой и любовь побеждала страх. На семь бед есть один ответ, самый правильный - вопреки. И летят на горячий свет очень нежные мотыльки, забывая, что так малы — не останется и следа… пелену предрассветной мглы растворяла, как кубик льда, покидала уютный кров и неслась в городской поток… а по венам бежала кровь, но казалось — вишневый сок.

.
Я разломлю самый спелый гранат,
Зёрна рядком разложу на запястье:
Алыми каплями сладко горят,
Полнятся жизненным соком и счастьем.

Чувствую тёплый сентябрь Куприна,
Охру акаций на плюше заката.
В небе поёт золотая луна
Звучное Largo Appassionato.

Пусть до рассвета в гранатовый бред
Нас опрокинет безумие страсти,
И, утомлённых, застанет рассвет
… показать весь текст …