Маленький мальчик с мозаикой ледовой,
Буквы из льдинок слагаются в «вечность».
Вот он — мой мир бесконечно бредовый,
Вот она — чья-то скупая сердечность.
В маленьком сердце кристальная стужа,
В маленьких глазках холодная твердь.
«Разве совсем никому я не нужен?
Разве возможно вот так умереть?»
Кружится ворох из белой тетради,
Мягкими стружками падая в руки.
Кто-то его по головке погладит,
Если все буквы построятся в звуки.
Сложены в «вечность» проклятые льдины,
Мир накренился под взглядом замёрзшим.
Маленький мальчик хотел быть любимым,
Маленький мальчик хотел быть хорошим…
Герда. Ну, Герда. Не будь такой дурой.
Кай подзабылся на сказочном фоне.
Бьёт папарацци, торгует натурой
Где-то в стокгольмском подпольном притоне.
Герда, да брось ты уже эти сказки.
Глянь-ка на братца: реальность жестока,
Льдами порос без ухода и ласки,
Крепкие курит и прётся от рока.
Глупая Герда. Смешно, ну ей Богу.
Видела б ты его новые джинсы.
Жить во дворце с Королевой не модно.
Модно в чилауте трахаться с Принцем.
Герда, а ты ревновала к короне,
К белому платью с болезненной кожей,
К холоду взглядов в осколочном фоне.
Брось, это точно ничем не поможет.
Герда, читала бы ты эти сплетни…
«Вечность» белеет дорожкой на венах.
Самые наглые принцы на свете
Молча стоят перед ним на коленях.
Герда, спасай не его (это поздно).
Можешь спасти свои детские сказки.
Вырос твой мальчик и напрочь, серьёзно
Выполз по швам из воспитанной маски.
Кто заставлял его льдом подавиться?
Кто там сдувал с него смех и пылинки?
Хватит. И новый фанат его джинсов
Рот открывает в районе ширинки.
Здравствуй, сестрёнка, у нас тут опять зима.
Где «тут у нас»? Ну, вчера вот приехал в Осло.
Знаешь, разъезды, билеты, знакомых тьма.
Так надоело, ну просто «сушите вёсла».
Снова врачи, обошёл их уже полста,
Всё как обычно, неясно, ну ты-то в курсе.
Так же разводят руками. А я устал.
Вот бы уснуть и, наверное, не проснуться.
Ладно, шучу, а то будешь опять реветь.
Сил просто нет, эта боль по утрам в разгаре.
Вечером — ничего: замотаюсь в плед.
Или напьюсь, ну как школьник, в ближайшем баре.
Знаешь, сестрёнка, я сделал вчера тату —
«Вечность» набил прям на месте кривого шрама.
Знать бы того, кто исполнит мою мечту,
Кто излечил бы и даже такие раны.
Слушай, сестрёнка, а может всё бросить, а?
Хрен с этим сердцем. Болит, но живу же вроде.
Только вот пью слишком часто, чтоб боль ушла…
Лёд — я урод, но единственный в своём роде.
Нет, я, пожалуй, помучаюсь, поищу.
Знает ответы лишь та полоумная сука.
Сердце об лёд расхерачу и отпущу.
Знать бы, что это поможет. Мне хватит духа.
Видишь, сестрёнка, я всё ещё, как живой.
Чувствую злость и биты ледяного сердца.
Сколько отдал бы, чтоб снова побыть собой…
Где же финал? Ну, откройте скорее дверцу.
Знаешь, сестрёнка, когда-нибудь я вернусь.
Сделаю кардиограмму, и сердце встанет.
Лишь на минуту, потом я опять очнусь.
Только не тает, ты слышишь, оно не тает.
Знаешь ли, детка, бывают такие сказки…
Те, что не нужно рассказывать детям на ночь.
Чтобы их мир не лишился тепла и ласки.
Чтобы хоть что-то любимое в них осталось.
Знаешь ли, милый, истории эти — глупость.
Ты в них не верь и не слушай чужие басни.
Чтобы в тебе одиночество не проснулось,
Чтобы твой взгляд в одночасье не стал опасным.
Знаешь ли, солнце, бывают такие дети…
Те, кто не знает о добрых и славных сказках.
В этих сердцах самый серый туман на свете.
Эти сердца холодны и уже несчастны.
Знаешь ли, детка, их боль ничего не значит,
Слёзы их сохнут, ещё не успев пролиться.
Холодом скован несчастный и милый мальчик.
Что же теперь на него понапрасну злиться?
Знаешь ли, зайчик, он просто хотел смеяться,
Знать о любви и смотреть по ночам на звёзды.
В сердце его только льдины теперь гнездятся,
Ждут не весны. Ждут, когда уже станет поздно.
Вечное слово проснётся на белых плитах,
Льдом порастут океаны и наши души.
Мир заметёт мёрзлый вой на его молитвах.
Только ребёнку не станет хоть каплю лучше.
Знаешь ли, детка, мы все без конца жестоки.
Наши слова и для нас ничего не значат.
Нам отплатил за отчаянье и пороки
Маленький, с взглядом волчонка, замёрзший мальчик.
Кай — генератор для кубиков льда.
Сотни коктейлей из водки и снега.
Мрачный и клубный, чужая звезда.
Мальчик устал от полярного бега.
Мальчик сошёл на платформе «Забудь»,
Выдохся, сник, повзрослел, обесточен.
Лёд в форме сердца не давит на грудь.
Так, по кусочкам для виски и скотча.
Кай ненавидит почти что весь мир,
Он заблудился в ледовых фигурах.
Душу латает от стрелянных дыр,
Ходит загадочный весь и понурый.
Если вы пьёте всю ночь напролёт,
Если хотите три водки без перца
С фирменным льдом. Закажите, нальёт,
Лёд отколов под рубашкой от сердца.
Больно, красиво и страшно смотреть.
Эта звезда популярна в тусовке.
«Бармен, ещё!» Лёд в стакане на треть.
Просто долей этим выродкам водки…
Мальчик по-прежнему ищет себя.
Мальчик уверенно сбился с пути.
Вы опоздали. И кубики льда
Так и остались навечно в груди.
Кай много курит и пьёт в одиночку.
Давно уже вроде из ума выжил.
Герда на паперти в грязной сорочке.
Взгляд Королевы не тянет жил.
Сказочник в шоке от роста эмоций:
Возраст бунтарский, глаза уже врут.
К чёрту романтику — быстро и просто.
Маленький мальчик отбился от рук.
Кай затесался в компанию пошлых,
Верящих в холод, потерянных душ.
Добрые сказки запутались в прошлом.
Утром стирается чёрная тушь.
К чёрту трагедии, смысл и уроки.
«Хватит. Прощай, Королева, прощай.
Мир изменился в кратчайшие сроки,
Пусть у тебя будет новенький Кай».
Кай задолбался быть преданно-чёрствым,
Милым, потерянным, строящим план.
Поезд в Мадрид и идите все к чёрту.
Сказочник, всё, закрывай балаган.
Кай запретил себе «чувствовать чувства».
Хотел, да не смог обналичить лёд.
Часто с утра тянет руку, но пусто —
Там, где-то слева, никто не живёт.