Он курит трубку неторопливо с лицом усталого Джеймса Бонда. Сияет люстра, играют скрипки, вино-сигары, Кармэн-кармин. Он пьет коньяк, презирает пиво; звезда пресыщенного бомонда, его кривая полуулыбка лишает сна молодых фемин. Он невысокий и сухопарый; очки от Гуччи, костюм от Прада; он гладко выбрит, виски и брови легонько тронуты сединой. Он мог бы каждой составить пару, ему любая была бы рада, но он со всеми предельно ровен, что делать, так уж заведено. Вокруг толпа, стоголосый гомон, звенят бокалы, сверкают вспышки и декольтированных молодок подкарауливают самцы. А он спокоен, он тут как дома, в углу листает неспешно книжку, он -- воплощенье последней моды и рафинированной ленцы.
А после, дома -- бутылка скотча, очки в руке -- серебрится дужка. Он пьет, насвистывает устало, в одежде валится на кровать. Мелькают кадры минувшей ночи. Бутылка падает на подушку. Он трет виски: «До чего достало! Тоска зеленая, вашу мать!». И плюнув: «Хватит! Пошло все к черту!», вскочив и скинув в момент лет тридцать, он запирается в кабинете (с окном и выходом на балкон), вскрывает банку «шестерки портер», он вновь оболтус, а не патриций, он подключается к интернету и жжот всю ночь на удафф дот ком.