Все очень просто — сначала ты выбираешь небо. И небо в список рекламных акций включает все — оно смеется, станцуем, детка, станцуем, бэйба, и теплый ветер по переулкам тебя несет. Ты привыкаешь глядеть на землю с лихим прищуром, ты привыкаешь к тому, что грозы тебе поют, как божья птичка, живешь от флэта до перекура, поэт обязан, нахлынут горлом, и вери гут.
Ошейник сдавит, но это позже, почти не больно. Ты так подсела, что губы сводит от немоты. И ты в строю, но стоишь пока что по стойке «вольно», а если вольно — то это, детка, почти что ты. Ты в каждой строчке, ты в каждой букве ему перечишь, свободу слова ты ищешь в сексе, вине, траве, а небо мягко легло на руки твои и плечи, и нежно гладит тебя по ветренной голове…
…И рукава завязали туго, стянули руки, и ты кричишь, вырываясь — Господи, пощади! За что, пустите, ведь я писала всего лишь, суки!
И — отпускают. И тихо, в спину — Восстань! Иди!
И ты стоишь, заслонясь неловко от тьмы и света, нелепый Лазарь в рубашке с ангельского плеча… И человека ты лепишь медленно из поэта, и вверх не смотришь. Но ты не можешь не отвечать.