…Паломникам осени…

К земле родной привязаны корнями,
…презрев похолодание и смерть,
берёзы не рванут за журавлями — коль выпало здесь жить и умереть…
Но всё-таки распроданы билеты.
Миграций незабвенная пора!
На юг летят грачи и диссиденты, на север — перелётные ветра
и мальчики / под маской гастролёров /
…примазавшись к паломникам Любви,
готовятся сыграть чужие роли, чтоб выдать их невинно за свои.

Развешивают загодя афиши
…/ с оглаской телефонных номеров /
кричат о сокровенном и публично пугают земляков режимом «OFF»
Цейтнот!
У гастролёров плотный график:
как многое хотелось бы успеть (!) —
одних позлить, другим слегка потрафить,
…а третьими в бегах переболеть.
Но тщетно!
Ошибаются жестоко,
все те, кому фартило до поры.
Уж слишком очевидна подоплёка и подленькая суть двойной игры.
Фальшивы и спектакли их, и раны
/ почти по Станиславскому /
Аминь.
Им путь закрыт теперь к сосновым храмам — в контексте отлученья от святынь.

Застынет неприступным бастионом
…мой Лес в живом сиянии росы.
И будут охранять его бессонно ночным дозором бешеные псы.
Лишь ноги унести тогда успеть бы!
Болота огибая за версту,
беги…
Беги!
Пока лесная ведьма не крикнула: «Ату его! Ату!»

Пусть грозный, ощетинившийся Сумрак
оскалится в холодной тишине и, выхолостив паникой рассудок,
прокатится ознобом по спине.
Ведь псы Любви слепы' и неподкупны, и преданы единственным рукам.
Но счёт пошёл /похоже, на минуты /
Не жалуйся.
Чеку ты вырвал сам.

Ты сам, мечтая «выпустить наружу — себя» / кровотечением стиха /
стремился испытать священный ужас, гордыне выпуская потроха —
в застенках заколдованного Леса
…за право приобщиться к Красоте.
И выправить финал бездарной пьесы — без зрителей, в кромешной темноте.

Пускай ты овладел искусством боя.
…Но всё-таки судьбу не проведёшь.
Предвидя столкновенье лобовое, не прячь за голенищем острый нож.
Встречай врага торжественно и чисто
/ с молитвой /
безоружен и силён.
А нет… тогда проклятье атеиста навек в тебе останется клеймом.

Таков удел «паломников от скуки»,
…готовых осквернить осенний Храм.
А рык лесной, ощерившейся суки — лишь отповедь завравшимся ветрам.