Нам открыты в счастье визы, в край, столь многими забытый.
Смейся, пой, пиши сонеты, будь то присно или ныне.
Я свой старый телевизор раздолбал бейсбольной битой.
Ты сложила все газеты и спалила их в камине.
Осиянный добрым светом, аккуратный и умытый,
по стезе спеша незыбкой и вдыхая воздух спелый,
я приду к тебе с приветом рассказать, что волки сыты;
ну, а ты в ответ с улыбкой сообщишь, что овцы целы.
Дам тебе я листьев ворох, анекдотов распечатку,
угощу огромной грушей, в чем-то даже атипичной…
Я построю сто заборов, подложу под них взрывчатку,
чтоб никто не мог нарушить наше счастье в жизни личной.
О печалях зря не парься, в жизни мало ли пустого…
Не наполним разум вздором, не на то нам нужен разум:
мы сыграем в двадцать пальцев на рояле хит Крутого,
и подключимся к приборам с веселящим резвым газом.
Всё могло бы быть OK, но трудно спрятаться от драмы.
Нелегко дойти до сути, лишь любовью сердце грея…
Где-то золото Маккейна, где-то платина Обамы,
где-то хитрый мистер Путин с Южной водится Кореей.
По больному нам, баранам, бьет с оттягом век-кудесник;
он настоен на обмане и плодит детей обмана…
Над лукавым Тегераном гордо реет буревестник;
практикуют христиане изучение Корана.
В наши лица смотрят танки, черти пялятся с амвона.
Всё грустней кино Кар Вая, всё мертвей земные нивы…
Рядом лопаются банки. Оглушительно. Зловонно.
От надежд людских скрывая ощущенье перспективы.
Всё смешалось в этом доме: вкусы, расы, пропаганда…
Глянь-ка: дьявол носит «Прада» и часы на нем из Берна.
Мы остались на пароме, но ко дну пошла команда.
Всё хреново, это правда. Но не вешаться же, верно?
Мы еще успеем — яда. Или там — лоботомию.
Или дуло пистолета. Или окись углерода.
А пока — лечиться надо. Мы пойдем на «Маму Мию».
Мы побудем в брызгах света и в скоплении народа.
Ведь не наш черед бояться и глядеть тоскливо в Лету.
Раздели глоточек грога со своим хмельным Орфеем…
Кстати, в звании паяца ничего дурного нету.
Улыбайся, ради Бога. Плакать мы еще успеем.
Мы до горя не охочи в депрессивной тусклой блажи…
Пусть летят дела и даты, пусть слова совьются в строчки…
Всё темнее дни и ночи. Ну и что? Ведь неспроста же,
нам завещано когда-то —
не пропасть поодиночке.