Харт Крейн — «Кармен из Богемы»

Вдоль комнаты зигзагами вертясь
с язычьем дыма сладких сигарет,
виолончель плаксивая, гордясь,
в анданте бед плетёт надежды бред.

Павлинам пламени курилен бы напитсья,
как женщинам, трясущимся с абсентом допоздна
в мерцаньи голубом Цирцеиной светлицы:
их карие глаза черны, голубовата их слеза.

Анданте вскачь сквозь слуха дверцы —
и гибнет в пламени рождённом в каждом сердце
А гобелен показывает палец
разрез растянет вот— и такты в тон намёку пали.

Павлинам пламени курилен бы напитсья,
как женщинам, дрожащим над абсентом допоздна
в мерцаньи голубом Цирцеиной светлицы:
их карие глаза черны, слеза синеет «я одна».

Зачистка… разрушенье… хор колышет
фантазий варварских застывший газ.
Пульсирует в ушах, а сердце выше,
и дивится в бойницы смертных глаз.

Кармен! Руками ферт и жаркий уголь вежд;
Лобзанье глаз и расколых надежд;
Кармен кружит — кружит музыка, тянет вглубь.
Кармен! испуг летит с пожаров пьяных губ.

Финал, стихая, оперяет брак
изломов крыл, Кармен рисуется сквозь мрак
шепчащих гобеленов в бурой старой бахроме,
и пьяницы долой, и лампочки бодает смерть.

А утром свозь туманы городских ворот
кибитка катит шатко, будто вброд
Но в грёзах лик её, Кармен жива…
стара, жёлта, бледна, как кружева.