Ну, вот и все, — вздохнув, старушка,
сказала деду, — Видно срок…
И он, растерянно в подушку,
ей прошептал, — Погодь, чуток…
— Вот свадьбу правнуку сыграем,
тогда уж вместе и уйдем…
Оборвалось собачьим лаем,
Мелькнуло что — то за окном.
— Скажи, просила мол, любя,
простить её, за все, что было,
и пусть не сердятся зятья,
невесток всех, скажи, любила…
И не стесняясь горьких слез,
Ему, вдруг вспомнилось былое,
… показать весь текст …

Он ранен в грудь аэропортами, немного голоден и пьян,
пока, утомлена курортами, лавина сходит россиян —
неделикатная, брутальная, с небрежной статью табуна —
он ждёт у жерла терминального, когда появится она.
и всё качается, качается, летит, не разбирая рельс.
она сегодня возвращается, она уже, конечно, здесь,
он слышит, как по коже шёлковой гуляет хамский ветерок,
и как табло устало щёлкает, глотая очередность строк.
она сегодня возвращается — из Вены или Сан-Тропе.
он, как всегда, слегка смущается, узнав встречающих в толпе.
и, отпуская сердце лодочкой плыть до щемящей синевы,
уходит медленной походочкой — искать маршрутку до Москвы.

на кончиках пальцев этой тоски конденсат
сейчас соберется, сейчас соберется,
сорвётся,
привычка оглядываться через плечо назад —
а что нам еще остаётся.
кого ты любила, кого я любила до,
на ком ты играла губами — так мучают флейту,
и все эти ранки — и буковки цвета бордо —
и что это значит по Зигмунду Фрейду.

сейчас я немного поплачу, и после усну.
немного злословья и сто заключительных капель.
как нежно кромсает в дождливую эту весну
меня этот маленький скальпель.