Утро растопырилось нежданными лучами солнца, которые настойчиво запрыгивали в окно, расталкивая на ходу шторы, и бесстыдно обнажая взвесь из пыли, давно и прочно прижившуюся в моей холостяцкой берлоге. «Вновь метеорологи не настроили свои шаманские бубны»: подумал я, сползая с кровати и щурясь от назойливых солнечных точек, запятых и тире.
Продрав не проснувшиеся еще веки, я уставился на чудовище в зеркале. Оно взирало на меня таким же невразумительным взглядом. Почистив зубы, и на ощупь побрившись, мелкими шажками канатоходца я автоматически двинулся на кухню в поисках чего бы кинуть в рот и чем бы все это залить сверху. Ничего не нашел. Тогда проглотил полстакана кипяченой воды, забыв налить ее в кружку.
Натянул брюки, рубашку и все остальное, что полагалось для делового дня. С тоской взглянул на помятую постель, все еще хранившую отпечаток моего бренного естества. «Я к тебе еще вернусь, — ухмыльнулся я, обращаясь к неостывшей подушке, — ты только жди». И направился к выходу, вспоминая попутно место, где выложил вчера ключи от автомобиля. Ничего не вспомнил. И включил дедуктивный метод. Но, видимо, ошибся включателем — метод не заработал.
Тогда, перерыв окружающее пространство в поисках заветных ключиков от средства передвижения, я успел несколько раз припомнить родословную тех, кто делал комод, дверца которого никак не хотела мне открыться; послал глубоко и надолго диван со всем множеством подушек на нем; обложил матами создателей таких маленьких ключиков, которые невозможно найти;, и пожелал всем доброго дня.
«Ну что же, здравствуй тьма тьмущая»: буркнул я себе под нос, спускаясь в метро на своих двоих (обутых по недосыпу не в те ботинки). Час пик выражался обычным разминанием тел пешеходцев, негодующе трущихся друг о друга, и массой отдавленных сапог, туфель, кед, ботинок со всеми пальцами, что прятались внутри. И мои — не исключение. Так что, стиснув зубы и поджав отдавленный мизинец на правой ноге, я расслабился и полностью отдался воле течения, надеясь на лучшее.
Лучшее встретило меня внутри вагона. Людской волной меня занесло в электричку нужного мне направления и разместило лицом в окошко противоположных дверей, где уже стояла дама с большой грудью и маленькой собачкой под мышкой. Пару остановок грудь дамы подпрыгивала у меня на плече, где висел на ремне мой кожаный чемодан с документами. На третьей остановке крепление на чемодане не выдержало натиска мощной груди, и с громким чпоком моя сумка рванула вниз, ударив попутно по морде ремешком собачонку, что грелась под мышкой у дамы. Под разъяренный лай собачки и ее хозяйки, мне пришлось преждевременно покинуть вагон. Плюнув на подземный транспорт, я подтянул чемодан и, прихрамывая правой ногой, побрел наверх к солнцу, чтобы пройти оставшуюся остановку пешком.
День проскакал обычными отчетами, встречами, планами, проектами, расчетами, перекурами, чаепитиями и сплетнями. С ужасом я представил себе обратный путь на метро. Но делать было нечего, и, поджав на всякий случай мизинцы на обеих ногах, спустился в подземку, вновь сдавшись текущей и бурлящей толпе, употевшей за день женскими и мужскими телами. И снова внутри вагона меня ждало лучшее, но теперь — в виде дамы с большой сумкой, из которой пахло селедкой.
«Милая женщина»: подумал я, когда в очередной раз поймал на себе ее улыбку. Когда улыбка повторилась, я попытался включить наблюдательность и проследить, куда смотрят глаза дамы, когда она мне улыбается. Получилось! Наблюдательность сработала! Но радость не произошла, рассосавшись еще зародышем при виде картины Немалевича на моем пальто.
Ярким пятном экспрессионизма содержимое нескольких куриных яиц (или — продуктов куриного производства) растеклось на шерстяном полотне моего дорогого пальто, которое я так отчаянно оберегал от моли и даже дважды водил на значимые торжественные мероприятия. Дама с большой сумкой, видя зависшую программу Windows на моем лице, поспешила покинуть вагон, решив, видимо, оставшийся путь до дома проделать пешком.
Дома было все таким, как я оставил утром. Не раздеваясь, я прошлепал оттоптанными ногами до кровати и грохнулся в объятия прохладной постели. Хотел расслабиться. Не вышло. В живот что-то упиралось. Я оглядел кровать, но ничего сверхъестественного не обнаружил. Снова попытался расслабиться. И вновь у меня ничего не получилось. С силой атакующего суммоиста я сорвал с себя пальто и бросил его на пол. Вот теперь ничего не мешало мне расслабиться, вытянуть уставшие ноги и довольно потянуться.
Я так и уснул: в коричневых ботинках, темно-синем костюме и без ужина в желудке. А рядом, на полу, в позе жертвы убийства лежало, раскинув рукава в разные стороны, мое шерстяное пальто, из кармана которого при ударе об пол выпали ключи от автомобиля и улетели под кровать в кромешную пыль.