Все было просто: жил и считал недели, видел, как гаснет лето, как город дремлет… Ночью в июле подбросило на постели — мчаться куда-то, ехать в чужие земли, чтоб налегке, чтобы с небом над головой; быстро, чтоб заносило на поворотах, — в двери стучаться, метаться, искать кого-то…
Господи, только бы угадать, кого!
Вышел из дома утром, будто бы сам не свой.
Вслед закричали — ну что ты?
Отмахнулся — да ничего…
А все поезда — зеленые, вороные, рыжие, синие, фуры, перекладные, теплая пыль на обочинах летних трасс. Часто звонил домой, говорил — в порядке, сумерки заоконные пил вприглядку, чувствовал кожей — скоро, сейчас, сейчас! Все наугад, все отчаянно и случайно, он теперь разгадает любую тайну, сделает шаг — и откроется глубина черной воды, придорожного сухостоя… Но это после, ведь дело совсем простое — не засыпать в пути, разыскать, узнать, издалека почуять — как смерть, как радость… Вышел на первый круг городского ада — грохот и гомон, грязный асфальт, вокзал, все напрямую, а чудится, что по кругу. Вышел — и первую встречную хвать за руку. Держит — и понимает, что угадал.
Ясное дело, она говорит, что псих. Не отнимает руку, стоит, смеется, — хватит, не смейся! Вот мое сердце бьется за одного, а могло бы и за двоих. Ты же идешь как будто с петлей на горле, так тебя держит заживо мертвый город, не о чем говорить, ни к чему спешить… Слушай, у меня есть одна попытка, чтоб залатать дыру на живую нитку. Что до твоей души — если хочешь, так не дыши. Если твой мертвый город так много значит — быть посему, я с тобою его оплачу, буду с тобой бессловесен, и глух, и слеп. Я тебя вижу — завтра, за поворотом, — волосы пахнут полынью и креозотом, ты уже знаешь, что это был за склеп? Не отвечай мне, сейчас отпущу, прости…
…Дай мне тебя спасти.
Был черт-те кем, а стал и большим, и смелым, будто весь страх растерял неизвестно где. Вышли с вокзала. А дальше, ясное дело, все у них получается как у людей. Он говорит, все сложится, не беда, ты будешь жить и я буду с тобой всегда, хочешь — умри, — все равно я тебя не брошу…
…Вышла из ванной с мокрыми волосами, в белой рубашке стоит на полу босая, светится из-под челки кошачий глаз. И говорит: — Спасибо тебе, хороший.
И сразу понятно: ни от чего не спас…