Говорят, правительство думает ввести смертную казнь для педофилов. Говорят, многие считают эту меру слишком жёсткой. Говорят.
Мне было шесть, когда Марьянка пропала. Моя ровесница и будущая одноклассница, огромные серые глаза и непременные банты на макушке. Был конец лета, приближалось 1 сентября, купленные ранцы и прописи каждый день перебирались в предвкушении. Как сейчас помню — ей родители привезли из Прибалтики пенал неземной красоты, в советской России он казался чудом.
Марьянку нашли три недели спустя: многочисленные гематомы, разрывы внутренних органов, перелом основания черепа. Взрослые говорили, что её сбила машина — но на кухнях с упоением зевак, которых горе миновало, обсуждали правду. А не родился ещё тот ребёнок, который хоть раз не подслушал взрослые разговоры.
Человека, которого марьянкины банты и доверчивые улыбки не остановили, нашли тоже, почти сразу — он пытался похоронить её за своим собственным гаражом. Счастливый отец, который тоже в том году вёл дочку в первый класс, педагог дополнительного образования (театральный кружок у младшеклассников). Честно, не знаю, что произошло с ним потом, но он, надо полагать, уже на свободе.
Я очень миролюбивый, на самом деле, человек. Но дайте мне большой нож и педофила, чья вина доказана и подтверждена. И я найду, куда применить оружие.