Он оставил меня совсем неожиданно. Тот вечер, казалось, не предвещал ничего плохого. Я просто шла на свидание. На свидание с ним, которое он сам и назначил.
Я шла, окрыленная ожиданием предстоящей встречи. Мы не видели друг друга всего пару дней, но я безумно соскучилась и очень хотела увидеть ещё не ставшего моим парня.
Он встретил меня с какой-то еле уловимой усталой улыбкой, будто давно хотел сказать мне что-то важное, но никак не решался.
Мой друг пригласил меня к себе для обсуждения наших выходных. Ещё совсем недавно мы планировали провести их вместе, и вот теперь нам нужно было обсудить детали.
Когда я вошла, он был не один. И медлил, будто не решаясь начать серьёзный разговор.
В дверь постучали. Вздохнув с явным облегчением, что разговор придётся отложить ещё хотя бы на пару минут, хозяин комнаты громко сказал:
— Войдите.
Дверь открылась.
— Катька, привет! Заходи. Кофе будешь?
Он поднялся и стал заваривать нам кофе.
— Ну-у, — вопросительно протянул парень, глядя на гостью, — рассказывай, куда пропала?
Он всё время улыбался, но эта улыбка была какой-то неестественной, напряженной, даже нервной.
После некоторого молчания Катя ответила:
— Никуда. Ты же…
Она многозначительно замолчала и, слегка покраснев, бросила быстрый обжигающий, словно молния, взгляд на меня. Её собеседник растерялся от таких слов. Видимо, он не ожидал, что Катерина решится намекать ему о чём-то, известном им двоим, при мне. Он посмотрел мне в глаза так, будто я должна была провозгласить приговор.
Мне стало не по себе, и я, отведя глаза, сделала глоток кофе и тут же сморщилась.
— Да, сахара нет, — с ноткой злорадства в голосе промолвил мой знакомый, радуясь, наверно, что есть возможность перевести разговор на другую тему. На его лице появилась какая-то злая, чужая его губам, ухмылка. Мне показалось, что он подумал: «Сейчас тебе ещё не так противно станет».
Я постаралась оправдать для себя его поведение тем, что Катя завела неприятный разговор, что он и без того был чем-то раздражён, и вот теперь его злость выплёскивается наружу.
Катя прервала мои мысли:
— Пойдём, покурим.
Она пристально посмотрела на хозяина комнаты. Это предложение прозвучало слишком категорично, и произнёсшая его девушка никак не ждала возражений. В её взгляде угадывалось некое внушение, мол «пойдём, ты же понимаешь, что нам надо поговорить».
Девушка заметила, что я за ней наблюдаю, и тотчас на её лице появилась невинная улыбка. А мой друг, видно, предугадав недовольство Катерины и взяв на себя роль непослушного мальчика, обратился ко мне:
— Пойдём с нами.
Желая помочь ему избежать объяснений с Катей, я отказалась:
— Ты же не долго? Я лучше подожду тебя здесь.
Он знал, что я не курю и редко присутствую там, где курят.
Неожиданно за меня вступился до сих пор молчавший тихоня Серёжка, ставший невольным зрителем нашего спектакля.
— Пусть она останется здесь, мы с ней пообщаемся.
Но парень проявил настойчивость. От неожиданности я слегка растерялась. Он медленно, но решительно подошёл ко мне, взял мою руку в свою и повёл за собой.
В его душе уже произошёл переворот, он принял решение.
Мы переместились из комнаты в кухню. Катя устроилась на подоконнике, я остановилась у плиты, а единственный среди нас мужчина медленно ходил туда-сюда, будто выбирал, рядом с кем ему остановиться. «Место под солнцем» он так и не выбрал и остановился посреди кухни.
Они снова с Катей заговорили о делах, в которых я ничего не понимала и потому поневоле скучала. Я недоумевала, для чего наш знакомый пригласил меня сюда, но видела, что их словесный обмен с Катей его интересует мало, что в его голове идёт свой мыслительный процесс. Казалось, он подбирал подходящие слова для основного, более важного разговора.
Мой друг уже успокоился и не нервничал, только курил сигарету за сигаретой. Теперь он говорил не торопясь, его голос звучал ровно и уверенно. К этому времени Катя уже докурила и, верно, поняв, что она теперь лишняя, ушла по-английски, не прощаясь.
И вот начался серьёзный разговор. Хотя это лучше было бы назвать монологом, потому что за полтора часа, что мы провели наедине, я произнесла три-четыре фразы.
Переговоры шли тяжело. Но не только из-за своего содержания, а ещё из-за того, что нас постоянно прерывали. Место дислокации было выбрано не очень удачно.
Удивительное дело: со мной говорил человек, говорил о неприятных мне, но важных вещах, а я почти не слышала его. Как будто издалека, приглушённый голос всё пытался меня в чём-то убедить. Это наверно, была защитная реакция моего мозга, потому что я «отключалась» от внешнего мира, часто отвлекалась и, не сознавая того, старалась думать только о хорошем.
Потом я словно очнулась после глубокого сна и чётко услышала только такие слова:
— Вот и всё.
Я посмотрела перед собой и увидела улыбку, только до того грустную, что мне ужасно захотелось плакать. Но слёзы не появились.
Так и не ставший моим парень с неизвестно откуда взявшейся нежностью провёл пальцем, остро пахнущим табаком, снизу вверх по кончику моего носа:
— Не вешай нос. И постарайся понять меня.
Всё было сказано, но ни он, ни я не решались сделать первый шаг, повернувшись спиной к другому. Мы постояли молча ещё минут пять, и вот он не выдержал:
— А теперь пойдём.
— Куда? — недоумевающее уточнила я.
— Теперь — каждый к себе.

Мы не виделись около двух недель, а не разговаривали больше четырёх месяцев. У меня уже было распределение: я, наверно, везунчик, потому что меня не отправили в глубинку, как многих других студентов, а оставили работать в университете, где учится моя любимая девушка. Я теперь ничего не боялся и страстно желал объясниться с ней. И вот Господь предоставил мне такую возможность.
Мы столкнулись в кухне, как всегда, абсолютно случайно. Она была погружена в свои мысли: напряжённо думала о чём-то. Я не хотел упускать подвернувшуюся возможность и поэтому решился отвлечь её от размышлений, которыми она была так занята.
— Добрый! Давно не виделись. Как жизнь?
Девушка слегка встрепенулась от неожиданности, но быстро пришла в себя и попыталась изобразить счастливую улыбку.
— Спасибо, у меня всё отлично. А у тебя как? Распределение уже было? — она старалась не смотреть на меня и продолжала сосредоточенно чистить картошку, так что мне на мгновение показалось, что от картофелины уже ничего не осталось.
— Тоже всё в порядке, и «судный день» уже позади.
Я видел, как она напряглась, в один момент вся выпрямилась, её коленки чуть дрогнули. Но моя любимая всеми силами старалась сохранить спокойствие.
— И что же? — протянула она после некоторого молчания.
— Что?
— Не строй из себя Иванушку, тебе это не идёт. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — от нетерпения и страха она стала раздражаться.
Нас разделяли всего три шага. Она стояла передо мной такая серьёзная, смелая и самоуверенная, что я невольно пожалел о начатом разговоре: ей удалось взять себя в руки, и теперь мне казалось, что в её сердце никогда не было совершенно никаких чувств по отношению ко мне.
— Иди сюда, — голос дрогнул, и мои слова прозвучали словно просьба, которой стоило бы стесняться.
Она, конечно, уловила эти изменения, но, несмотря на это, спокойно повернулась и стала медленно приближаться.
Я не стал скрывать своё волнение, а мои руки помимо воли обвили её талию.
Совершенно спокойным, просто ледяным тоном она выдавила из себя:
— Убери.
Я успел заметить, как скулы на её лице дрогнули, потом она быстро отвернулась, закрыла лицо руками и, словно лист осины на ветру, затрепетала в рыданиях.
Мне вдруг стало невыносимо стыдно, что я осмелился причинить боль этому милому созданию. Захотелось как можно скорее исправить положение, вымолить прощение, да и просто объяснить причину столь резких изменений в моём поведении тогда, четыре месяца назад.
Я заключил это дрожащее существо в свои объятия. Несколько раз девушка пыталась вырваться, но вскоре выбилась из сил. Я ещё крепче прижал её к себе. Впервые в жизни я так остро чувствовал свою вину.
Дрожащими губами, боясь сделать неверное движение, я стал вытирать её слёзы. Вдруг кто-то резко толкнул дверь, глухо ойкнул и быстро исчез в дверном проёме. Это маленькое происшествие вывело девушку из оцепенения.
— Всё? — с извиняющеёся улыбкой на губах прошептал я.
— Угу, — глотая слёзы, выдавило из себя моё маленькое чудо, но тут же сорвалось и разразилось новым потоком слёз.
Вскоре источник слёз иссяк. Девушка только тихонько всхлипывала, то ли уже по привычке, то ли от той боли и обиды, которую я ей причинил.
Я усадил её на подоконник, который, наверно, с тех пор был ей ненавистен, а сам пристроился рядом, взял её дрожащие руки в свои и посмотрел в опухшие от слёз глаза. Я увидел в них столько горя, грусти, печали, что невольно подумал: «Как же она всё это время могла скрывать от меня своё состояние?!». А ещё я увидел доброту, нежность и понимание.
Я рассказал моей любимой о том, что мне пришлось её оставить, так как я боялся, что меня по распределению отправят куда-нибудь далеко от неё, что из-за этого мы не смогли бы встречаться, и что расстояние помешало бы нашим отношениям. Рассказал, что так уже было в моей жизни, и мне было страшно пережить это во второй раз. Я поведал и о том, что мне казалось, так будет лучше, пока мы ещё не привыкли друг к другу, пока ещё каждый из нас свободен. А Катька? Катька просто, как и все друзья, уверяла меня, что так будет правильно.
— Я ошибался. Но я хочу исправить свою ошибку. Ты мне поможешь?
Моя девушка улыбнулась в знак согласия и подарила мне первый поцелуй.