Никита Хрущев в пору расцвета своего правления ездил по стране со вкусом и размахом. В правительственном эшелоне вез все, что нужно для удовлетворения росших год от года запросов, даже правительственные лимузины. Любил первый секретарь КПСС проехаться по городам и весям и лицезреть благодарный ему народ, стараясь не замечать, что этот народ живет при нем все хуже и хуже. Малограмотный и неусидчивый, нетерпимый к чужому мнению, мстительный и болтливый, падкий на лесть — таким запомнили его граждане СССР. Побывал руководитель страны и в Башкирии, где находился всего два дня с 10 по 11 августа 1964 года. Первый день был в Туймазах и Октябрьском, а весь следующий день провел в Уфе.
Кукурузная эпопея
Необдуманные и противоречивые реформы Хрущева, решения, принимаемые вопреки здравому смыслу — волюнтаризм, как это впоследствии назвали, привели в 1964 году к ступору в экономике и коллапсу в сельском хозяйстве. Резко упало производства хлеба, а хваленая целинная эпопея вызвала огромные неурожаи. Из-за неграмотного и поспешного освоения целинных земель целые районы Советского Союза охватили пыльные бури, когда плодородный слой почвы сдувался. За первое полугодие 1964 года в целинных районах от бескормицы пало несколько миллионов голов скота. Знал ли об этом первый секретарь? Конечно, знал. Поэтому ездил только по благополучным территориям. Такой, видимо, посчитал и Башкирию. Как же жили уфимцы в середине 1964 года?
— К лету продукты из уфимских магазинов почти исчезли, — рассказывает житель Уфы Виктор Смолин. — В свободной продаже оставалась водка, селедка, черный с кукурузой хлеб и дорогущий табак для трубок, ценой 8 рублей за небольшую сувенирную коробку. Немыслимая тогда цена для обычного человека. В то время пачка наиболее ходового «Прибоя» стоила 12 копеек, а «Севера» — 14 копеек. Все исчезло. Люди собирали окурки на остановках, но и их почти не было. Если и выбрасывали где-то белый хлеб или сахар, то выстраивались огромные очереди. В одни руки давали не больше 4−6 саек булок и не более 1−2 кг сахара.
В небольших городах республики ситуация была еще хуже. Мало кто сейчас помнит, но тогда была введена «мешочная» система — хрущевский вариант карточной.
И это через 20 лет после войны! В стране, строящей коммунизм, появилась безработица. Хрущевым был введен глупый запрет на содержание гражданами скота в городах и рабочих поселках РСФСР. Мол, население сдаст свой скот в колхозы, а в коллективных хозяйствах нарастят производство мяса. В союзных республиках Никита Сергеевич такой эксперимент проводить не посмел.
По частным уфимским домам, а в частном секторе тогда жило большинство населения города, стали ходить дотошные фининспекторы, выясняющие, не прячут ли люди в сарае за поленницей дров поросенка или козу. Вдобавок каждую яблоню в садах Хрущев обложил налогом. А тех, кто пытался не пускать проверяющих, «успокаивали» с помощью участковых, писали на работу, штрафовали. По Уфе ходили рассказы о том, как-то один, то другой уфимец в сердцах пырнул ножом козу прямо при проверяющих или вырубил садовые насаждения.
Ещё хуже было в деревне. Крестьянские огороды по распоряжению Хрущева обрезали, как тогда говорили, «по самое крыльцо». Чаще всего, отобранная земля зарастала бурьяном. А 6 мая 1963 года был введен запрет на использование в корм скоту продуктов, приобретаемых в магазинах, и за его нарушение ввели уголовную статью 154.1 УК РСФСР: до 3 лет лишения свободы с конфискацией скота. Для непонятливых во всех хлебных отделах уфимских магазинов оперативно повесили отпечатанный крупным типографским шрифтом текст указа президиума Верховного Совета СССР. При Хрущеве колхозам резко подняли план по заготовке мяса — скотину стали массово резать. Принуждали частников продавать скот за бесценок. Правда, у нас в республике не было такого беспредела, как в соседней Татарии, где последнюю корову могли запросто отобрать с милицией. В тоже время руководитель страны зорко следил за тем, чтобы люди не могли много заработать. Узнав, что какие-то чабаны получают по 180 рублей за свой ударный труд, возмутился, назвал это «развратом» и потребовал принять меры к уменьшению зарплаты.
— Положение тогда действительно было очень тяжелым, — вспоминает доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой экономической теории и организации бизнеса ВЭГУ Ринат Гатауллин. — Даже в деревнях нечего было есть. Наша семья сидела на гороховой «диете». Не стало хлеба, кончилась картошка, пропал табак. Но смекалистые деревенские мужики вскрыли пол в сельском клубе и выгребли оттуда все окурки.
Авторитетный экономист рассказал, как родственники его семьи, в то время проживавшие в Средней Азии, узнав об их бедственном положении, стали почтовыми посылками подбрасывать понемногу продукты и махорку.
Помешавшийся на кукурузе Хрущев, принудительно заставлял сеять ее повсеместно. У нас в республике «королеву полей» пытались выращивать даже в северном Аскинском районе. Куда там… И почвы и климат здесь не простые. В Аскинском районе даже хлеб трудно растить.
Не случайно в любимчиках у Хрущева ходил «народный» академик, а по существу шарлатан от науки, Трофим Лысенко. Да что там Аскинский район БАССР!
— Я своими глазами видел диссертацию, доказывающую возможность выращивания кукурузы в условиях Кольского полуострова! — вспоминает профессор Гатауллин.
Чудеса волюнтаризма
Приписки и очковтирательство к концу правления Хрущева достигли невиданных размеров. Например, республиканская пресса взахлеб писала о передовике-животноводе из Туймазинского района 20-летней Рамзие Гайфуллиной. Эта девушка, имея семиклассное образование, сумела добиться получения 45 поросят от каждой свиноматки в стаде. Судя по публикациям башкирских газет, свинарка показывала фантастические приплоды на протяжении нескольких лет. Рамзия получила звезду Героя соцтруда. Ее даже представили Хрущеву 10 августа 1964 года на вокзале в Туймазах. Первый секретарь ЦК остался доволен: его размах!
— Такого приплода в принципе быть не может, — твердо заявила доктор биологических наук, профессор кафедры разведения сельхозживотных Башкирского государственного аграрного университета, заведующая лабораторией молекулярной генетики Ирина Долматова. — По законам биологии, а их ещё никто не отменял, одна свиноматка может в среднем дать в год не более 24, ну максимум 25 поросят. Если бы подобные рекордные приплоды были на самом деле, то этот факт был бы обязательно известен ученым-специалистам и зафиксирован в научной литературе.
Но в то время хрущевские законы были выше законов природы. После снятия Хрущева, рекорды Рамзии Гайфуллиной как-то незаметно сошли на нет.
Чтобы отвлечь народ от насущного, власти Башкирии в 1963-м объявили двухлетний поход села за высокой культурой быта. Отчитались, что вовлекли в занятие художественной самодеятельностью 100 тыс. человек, подготовили 86 баянистов, открыли на селе курсы художников и композиторов. Одним словом, начальство решило, что всего на селе уже вдосталь, и только доморощенных живописцев, да сочинителей музыки не хватает. Но народ не оценил такой заботы и всеми правдами и неправдами бежал из деревни в города и, прежде всего, в Уфу. Расхожая легенда о том, что Хрущев выдал паспорта колхозникам, не имеет под собой основания. Неоднократные попытки МВД СССР добиться разрешения от Хрущева выдавать удостоверения личности всем гражданам страны неизменно пресекались. Бросать за решетку за невыработку трудодней, как во время войны, действительно, перестали. Но паспорта сельским жителям стали выдавать только с 1976 года на основании постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. До этого основным документом, удостоверяющим личность колхозника, была справка сельсовета. В случае направления на работу по договору в другой регион, с 1958 года колхозникам давали краткосрочные паспорта, что и послужило появлению устойчивого мифа. А так, попадись на глаза участковому в Уфе зазевавшийся колхозник, который пытался остаться в городе, то по закону он получил бы штраф и предписание в 24 часа отбыть назад в свой родной колхоз «Заветы Ильича». Горожане в своей массе таким бедолагам сочувствовали и, как могли, помогали.
— В 1963 году я работал в небольшом колхозном рыбзаводе в Бирском районе, — рассказывает свою историю пенсионер Петр Костюков. — План мы всегда перевыполняли, у бригады имелось много грамот за ударный труд. Но денег почти не видели. Правда, нам разрешали брать себе часть улова из рыбной мелочи. Но на одних карасях семью не вытянешь. От безысходности решили с семьей попытать счастье в Уфе. Паспортов не было, прописаться нигде не могли. А тогда, даже если и был паспорт, не брали на работу, если не было прописки. И не прописывали, если в паспорте нет отметки о работе. Получался замкнутый круг. Даже дом в Уфе могли купить только уфимцы.
Несколько месяцев семья бывших колхозников безуспешно пыталась устроиться в столице республики.
— И только директор Башкирского рыбокомбината Владимир Ефимов, к которому я от отчаяния обратился и который не раз награждал нашу рыболовецкую бригаду теми самыми грамотами, рискнул своим партбилетом и должностью и выдал мне для паспортного стола справку о переводе в Уфу, — вспоминает экс-рыболов. — В сентябре 1964-го мы смогли прописаться и получить паспорта. Устроился на работу в спецавтохозяйство по уборке городе, где проработал почти 30 лет. В общем, мне тогда крупно повезло.
Люди не понимали, что происходит. Война давно закончилась, страну восстановили. Никаких стихийных бедствий нет, а они жили все хуже и хуже. Пытались протестовать. Ответ был жестокий и бесчеловечный. Расстрел новочеркасских рабочих в 1962 году яркий тому пример. «Никакого гуманизма!» — кричал, брызжа слюной Хрущев, когда ему сообщили об этой забастовке. А ведь это только наиболее известный факт. Были и менее масштабные, но не менее драматичные события: кровавые волнения в Тимертау в 1959 году, в Бийске в 1961 году, в Кривом Роге в 1963 году и других местах.
Именно Хрущев был противником введения пятидневной рабочей недели в СССР и добился снятия этого вопроса с рассмотрения на июльском пленуме ЦК КПСС в 1964 году. Противился он и изменению наценок на продукты и товары, продававшиеся в сельской местности дороже, чем в городе. Волевым решением перевел Башкирию из Уральского экономического района в Средне-Волжский, лишив жителей 15-процентного уральского коэффициента — экономил.
Почти полностью дезорганизовала управление страной хрущевская реформа разделения партийных и государственных органов на городские и сельские. Он даже управления КГБ в регионах хотел разделить таким образом. В своих мемуарах бывший председатель КГБ СССР Владимир Семичастный рассказывает, как он недоуменно спрашивал Хрущева: ему теперь делить шпионов на городских и сельских? Ответа не было. И только предстоящие немалые расходы отрезвляюще подействовали на неугомонного реформатора.
Особую неприязнь у Хрущева вызывала религия. Именно при нем возобновились закрытия и взрывы церквей, стрельба по людям, пытавшимся их отстоять. О взрыве Троицкой церкви ставленником Хрущева Семеном Игнатьевым мы уже рассказывали. Во время православных праздников дружинники отлавливали молодежь при входе в немногочисленные храмы. Не легче было и мусульманам.
— До конца 1963 года мы с семьей жили в Белебеевском районе и местное начальство, по указке из обкома, запрещало отмечать религиозные праздники, — с горечью вспоминает уфимка Нурдана Гиляжева. — По ночам в такие периоды по деревне ходили активисты, ложились на завалинки и слушали разговоры в избах. Вдруг, кто-то отмечает «байрам». Людям приходилось спускаться в подполье.
Уже на пенсии, став «добрым дедушкой», Хрущев пытался в мемуарах свалить антирелигиозные «перегибы» на других. Но слова из песни не выкинешь: именно он прилюдно обещал «показать по телевидению последнего священника». И память у людей крепкая.
Булыжник от пролетариата
Разъезжая по стране Никита Сергеевич требовал, чтобы его везде торжественно встречали. Обязательно с хлебом и солью. И принимал почести как должное. Член президиума Ц К Дмитрий Полянский, выступавший основным докладчиком на заседании президиума непосредственно перед пленумом 14 октября 1964 года, за которым последовало снятие Хрущева, подчеркивал, что если кто-то что-то не делал так, то его ждала «кузькина мать». Приходилось региональным властям изворачиваться. Для первого секретаря с огромным трудом нашли в голодной Башкирии черную икру, увидев которую на столе Никита Сергеевич тут же сделал вывод, что раз его кормят деликатесами, значит, в БАССР люди хорошо питаются.
Узнав, что в республику приедет первый секретарь, рабочие с нефтепромыслов на западе республики, пытались прорваться к нему на встречу и рассказать о невыносимом житье. С трудом удалось их задержать, а Хрущева пришлось везти в объезд толп голодных рабочих. Никита Сергеевич знал не понаслышке, что с доведенным до отчаянья рабочим классом, шутки плохи. В Октябрьском, после совещания в доме техники нефтяников, Хрущева выводили черным ходом, чтобы он не столкнулся с возбужденным народом, собравшимся на площади.
Много недель Уфа готовились к приезду первого секретаря компартии СССР. Понастроили многокилометровые заборы по дороге к черниковским заводам, закрыв страшные бараки, возведенные еще во время войны. Без конца подметали улицы, закрыли на замки все подвалы и чердаки. А поскольку «дорогой Никита Сергеевич» любил, чтобы вдоль его маршрутов стояли толпы людей, мобилизовали работников всех предприятий для создания живого коридора. По Уфе Хрущев ездил в открытом лимузине с кортежем мотоциклистов. И шедший почти весь день дождь ему был нипочем! Тент поднимать не разрешал. Был в любимом чесучовом костюме желто-песочного цвета.
Уфимцы много лет потом вспоминали о комичном эпизоде, когда, несмотря на оцепление на улице Ленина, вдруг откуда-то выскочил крупный пес-дворняга. Испугался шума и суеты, заметался и под дружный хохот горожан поскакал вдоль улицы впереди всей кавалькады. Пришлось сбавить ход, пока на одном из перекрестков, псину не удалось завернуть в сторону.
Рассказывали уфимцы со смехом и том, как незадолго до проезда кортежа от железнодорожного вокзала на перекрестке улиц Карла Маркса и Ибрагимова, несмотря на тщательную «зачистку» территории, неожиданно из придорожных кустов на обочину выполз на четвереньках крепко выпивший мужичок. Как его раньше не заметили? В самый последний момент дружинники и милиционеры оттащили забулдыгу подальше в сторону.
А на уфимском вокзале встречающие с недоумением наблюдали, как крепкие подтянутые ребята в одинаковых костюмах зачем-то перетрясли у людей, в том числе и у нарядных пионеров, букеты цветов. И только самые сведущие из числа обкомовского начальства понимали, чем это было вызвано: 1 октября 1962 года житель Душанбе рабочий Станислав Воробьев во время визита Хрущева в столицу Таджикистана, взяв внушительных размеров камень, засунул его в букет цветов и готовился кинуть в Никиту Сергеевича. «Метателя» успели вовремя задержать, но с того времени первый секретарь опасался получить от пролетариата булыжником по голове.
Очень любил товарищ Хрущев, чтобы на официальных мероприятиях его встречали старые большевики и непременно с дореволюционным партийным стажем. Поэтому в Уфе хлеб-соль на вокзале ему преподнес член партии с 1907 года Михаил Юрьев, бывший в 1917 году секретарем Топорнинской (ныне село Кушнаренково — ред.) волостной организации ВКП (б). Сам Никита Сергеевич вступил в партию только в 1918-м и заслуг в совершении Октябрьской революции не имел никаких: подпольщиком не был, царских тюрем и каторг избежал. Даже от призыва в царскую армию во время германской войны сумел откосить: прикрылся «бронью». В Красной армии в гражданскую подвизался на мелких должностях. К вершинам власти смог пробиться только благодаря знакомству с женой Сталина Надеждой Аллилуевой — оказался с ней в одной группе во время учебы в промаккадемии. В общем, имел невзрачную билографию. Но уж очень хотелось Никите Сергеевичу приобщиться к славной когорте несгибаемых революционеров. И примазывался к ним при каждом удобном случае. Любил называть себя большевиком. Правда, этот «верный ленинец» скромно умалчивал, что одно время в 20-е годы был в антипартийной троцкистской оппозиции. Была у него в «анамнезе» такая промашка по молодости лет…
— В 1964 году мне было 6 лет, и я ходил в 33-й детский сад, что находился тогда в районе улицы Трактовой на спуске к железной дороге, — рассказывает житель Уфы Марат Зайнуллин. — В один из августовских дней утром нас почти бегом отвели к переезду через пути. Раздали красные флажки с портретом Хрущева и сказали, что по команде нужно будет ими размахивать и кричать «Ура!». В этот день должен был проехать поезд с первым секретарем. Кто такой Хрущев мы, разумеется, не понимали. И сколько ждать кумира миллионов, взрослые тоже не знали.
Впрочем, из этой затеи ничего путного не вышло. Как вспоминает г-н Зайнуллин, половив разбегающуюся ребятню минут двадцать, воспитатели и нянечки решительно построили свои группы и отвели детей обратно в детсад. Нянечки оказались умнее некоторых начальственных голов.
— Тем более, что мы были все в грязи, — продолжает г-н Зайнуллин. — Моросил дождь, а располагались мы на каком то глиняном косогоре не далеко от церкви. Дети есть дети. Флажки разрешили оставить себе. Он у меня потом много лет валялся.
В местной прессе в те дни было опубликовано несколько фотографий о «встрече Н. С. Хрущева с трудящимися республики». По удивительному стечению обстоятельств на фото запечатлены люди почти исключительно из обкомовского и совминовского руководства Башкирии. И правда, кто скажет, что они не трудящиеся? Близко к первому секретарю простых людей с их проблемами и бедами старались не допускать: личная охрана и окружение первого секретаря обоснованно опасались нежелательных эксцессов.
Когда вечером 11 августа Никита Сергеевич уезжал из столицы республики, то по дороге к вокзалу к нему сквозь оцепление все же прорвались несколько уфимцев с челобитными в конвертах. Неискоренима вера наших людей в «доброго царя», который приедет и поставит на место «злых бояр». Однако Хрущев все эти жалобы, не читая, тут же передал обкомовским чиновникам. Уезжая, обещал на вокзале приехать в Башкирию еще не раз. Но не довелось.
Старая калоша
От Хрущева к осени 64-го устала вся страна и, когда его сняли, никто не высказывал сожаления. И сейчас, читая материалы исторического октябрьского заседания президиума ЦК и последовавшего за ним вечером, 14 октября пленума, ловишь себя на мысли, что, можно подписаться почти под каждым озвученным тогда пунктом претензий к первому секретарю: грубость, хамство, самодурство, произвол, семейственность, авантюризм во всем, чего он касался. Всплыл, например, такой неприглядный факт: оказывается, резкое и драматичное ухудшение советско-китайских отношений было связано с тем, что Хрущев прилюдно обозвал Мао Дзэдуна «старой калошей».
Кстати, печально известная 70 статья УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда» — детище Хрущева. За неосторожно сказанное слово под эту статью подгоняли чаще всего невинных людей. Член президиума Ц К Дмитрий Полянский во время доклада обнародовал факт — первый секретарь с 1954 по 1958 гг. поставил председателем КГБ СССР Ивана Серова: «С ног до головы этот человек в крови. …загубил несколько десятков тысяч советских людей». А почему? Ловко уничтожал компрометирующие Никиту Сергеевича документы, в частности расстрельные списки 30-х годов. Многое уничтожил и вытравил, но остались десятки людей, которые свидетельствовали, как Хрущев требовал, работая в Москве, а затем на Украине, «довыявления» врагов народа, ареста всех священников, возобновления средневековых публичных казней на Красной площади. Во времена ежовского террора гордился дружбой с «железным» наркомом. Да так разошелся, что даже Сталин в конце концов разозлился: «Никита Сергеевич, вы свободны. Мы от тебя устали». Гуманистом Хрущев никогда не был, хоть кто-то и ностальгирует по «хрущевской оттепели», которая принесла некоторую свободу лишь творческим людям.
Можно напомнить, что в 1992 году Генпрокуратура России возбудила уголовное дело в отношении Хрущева и ещё нескольких его «подельников-гуманистов» по событиям в Новочеркасске, которое было прекращено в связи с их смертью, то есть по не реабилитирующим основаниям. Очень падкий на награды, Хрущев успел за 10 лет своего правления нахватать столько орденов, что, по словам Дмитрия Полянского, возникла неожиданная проблема, куда прикреплять ордена: широкая грудь первого секретаря их не вмещала. Так что Брежневу, которого попрекали за любовь к «цацкам», до Хрущева ой как далеко.
Неизбежно на пленуме был поднят вопрос и о жилищном строительстве. Выяснилось, что вопреки расчетам и рекомендациям специалистов, предлагавшим строить 9−10-ти этажные дома, именно Никита Сергеевич настоял на строительстве пятиэтажек, оказавшихся в итоге более дорогими и неудобными для проживания. В послехрущевское время в народе язвительно говорили, что реформатор хотел, но не успел совместить в этих домах пол с потолком, унитаз с ванной, а санузел сделать проходным, чтобы сэкономить на коридоре. Сейчас в Уфе половина жилого фонда Черниковки и почти весь проспект Октября — «хрущевки». Их реконструкция оказалась очень дорогой, снос городу не по карману. Похоже, «хрущевки» еще долго будут стоять как памятник незадачливому реформатору.
Стенограммы заседаний от 12−14 октября 1964 года сохранили очень аргументированные и взвешенные выступления на президиуме и пленуме Алексея Косыгина. Он же и предложил разделить посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР, которые совмещал Хрущев.
Когда Никиту Сергеевича обсуждали на президиуме, он отрицал все обвинения, пытался в свойственной себе манере хамить и угрожать присутствующим, да ещё заявил, что без кукурузы страна теперь не обойдется. Недалекий правитель так и не понял, какой вред он нанес государству. Только убедившись, что практически все вокруг настроены против него, сник и смирился с неизбежной отставкой. Проголосовал тогда за его отставку и первый секретарь Башкирского обкома, член Ц К Зия Нуриев. Приписываемое Хрущеву некое благородство, что он в этот момент никого не расстрелял, не имеет под собой основания. Просто все силовики тоже были против первого секретаря и сделали все, чтобы отставка состоялась. А у Никиты Сергеевича рука бы не дрогнула, как в 53-м, когда по его приказу уничтожались и сажались неугодные и опасные люди.
16 октября 1964 года в газетах опубликовали информационное сообщение об отставке «первого секретаря и председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья». Люди вздохнули с облегчением.
Плач на пенсии
На удивление быстро после Хрущева страна пришла в себя. Оперативно были устранены его одиозные преобразования, сняты глупые запреты и ограничения. С колхозов списали большую часть задолженности, существенно подняли закупочные цены, провели ряд других неотложных мероприятий. Во главе правительства страны встал подлинный реформатор, специалист высочайшего класса Алексей Николаевич Косыгин. По мнению Рината Гатауллина, который в советское время несколько лет работал в госплане Башкирской АССР, в том числе заместителем председателя, Алексей Николаевич действительно был один из самых грамотных и квалифицированных экономистов в нашей стране.
Им были приняты решительные меры по нормализации продовольственного обеспечения, в том числе, были экстренно распечатаны стратегические продовольственные резервы. В Уфе и республике менее чем за год полки магазинов заполнились продуктами.
— Первое, что повсеместно появилось буквально через несколько дней после снятия Хрущева, это пшеничный хлеб по 16 копеек, — вспоминает Нурдана Гиляжева. - Он не залеживался в магазинах. Был всегда свежий, часто ещё горячий с хрустящей корочкой и казался таким вкусным! Никакого сравнения с черным «хрущевским» по 14 копеек, кислым и сырым внутри. А ещё через две-три недели появился в свободной продаже сахар и булки. Постепенно вернулись и остальные продукты.
— Свободно стало продаваться мясо, несколько видов копченых и вареных колбас, разнообразных сыров, — говорит Виктор Смолин. — Сравнительно не дорого. Самая дорогая сырокопченая колбаса стоила 4 руб. 20 коп., очень вкусная вареная «Любительская» — 2 руб. 20 коп., сардельки 1 руб. 70 коп., ливерная по 90 коп. Голландский сыр стоил 1 руб. 80 коп. — 2 руб. 20 коп., плавленый сырок — 9−11 коп. Масло, правда, «кусалось» и продавалось по 3 руб. 50 коп. за 1 кг. Зато маргарин стоил в два раза дешевле. Самые доступные конфеты-подушечки, которые ещё называли в народе «дунькина радость» продавались по рублю за килограмм, самые дорогие шоколадные 3 руб. 50 коп. Причем качество продуктов было не в пример нынешним. Никаких тебе консервантов, красителей и ароматизаторов. Правда, и доходы у людей были не высокие. У курильщиков просто разбегались глаза от табачного изобилия — от пролетарских «Охотничьих» сигарет за 6 копеек, до элитного «Космоса» за полтинник. Вот коньяка в свободной продаже не было. Зато появилась египетская настойка «Абу Симбел» по 6 руб. 50 коп. за темно-зеленую бутылку около 0,6 литра, которую почему-то все называли ромом. Крепкая же это была настойка — где за 50 процентов. Этим напитком египтяне рассчитывались за строящуюся СССР Асуанскую ГЭС.
В Уфе развернулось широкое жилищное строительство. Если при Хрущеве застраивали в основном пустыри, то после него стали методично сносить квартал за кварталом бараки. А они были и в центре Уфы. Начали массово асфальтировать и освещать городские улицы, вплоть до самых окраин. Появились на городских маршрутах в большом количестве «Икарусы» и удобные современные трамваи чешского и рижского производства. Во второй половине 60-х, наконец, убрали из центра Уфы главную городскую свалку, которая находилась почти сразу за нынешним Южным автовокзалом и была рассадником заразы и полчищ крыс. Рабочим в Башкирии вернули 15-процентную уральскую надбавку. Именно в послехрущевское десятилетие Уфа преобразилась и приобрела современный облик. Люди стали жить намного лучше и почувствовали, наконец, себя гражданами своей станы. Это проявилось даже в их одежде. За несколько лет исчезли из гардероба уфимцев телогрейки, кирзовые сапоги, ботинки и женские тапочки из кирзача. Сейчас это звучит дико, но многие люди, даже женщины, повседневно носили в хрущевское время спецодежду и обувь, которую выдавали на предприятиях. Покупать другую одежду было просто не по карману.
Правительству Косыгина удалось к концу 60-х существенно повысить зарплату трудящимся. Алексей Николаевич взял курс на развитие экономики через повышение внутреннего спроса. Очень быстро рассосалась унижающая людей безработица. Как результат, КГБ СССР отметило, не без удивления, о резком — в два раза сокращении в 1965 году антисоветских выступлений и проявлений. Полностью сошли на нет к 1968 году события, даже отдаленно напоминающие новочеркасские. Резко пошла на спад и общая преступность.
Правда, постепенно косыгинская реформа была свернута и самого предсовмина «задвинули». Экономика снова забуксовала и магазины обеднели. Но в середине 60-х были найдены адекватные решения, позволившие стабилизировать ситуацию в стране и снять социальное напряжение. Алексея Николаевича Косыгина от своего предшественника отличали удивительная скромность и сдержанность. О компетенции и образованности и говорить не приходиться.
А что касается Хрущева, то народ у нас не злопамятный. Поэтому о «великом кукурузнике» в народной памяти остались в основном анекдоты, да рассказы о его нелепых выходках. Говорят, на пенсии Никита Сергеевич часто плакал. Возможно, жалел себя. А может, вспомнил о невинно убитых по его приказу голодных рабочих из Новочеркасска или «довыявленных» вместе со своим другом Николаем Ежовым в 37-м «врагов народа». Или вдруг пожалел граждан, над которыми 10 лет проводил вздорные и бесчеловечные эксперименты.
Евгений КОСТИЦЫН.