«Фея, добрая фея, я так устала от этих лиц.
Больно, вот здесь, левее; скажите, милая, где же принц?
Каждое слово ранит, и каждый взгляд меня бьёт, как хлыст.
Кто там ещё в программе, какие люди с глазами крыс?

Фея, добрая фея, вы мне теперь как родная мать.
Пусть я люблю и умею и веселиться, и танцевать, —
можно мне по-английски, пока не видят, домой уйти?
Сколько же может длиться этот нелепый корпоратив?

Фея, кто эти люди? Моё веселье их только злит.
Я не прошу, чтоб на блюде они мне чудо преподнесли;
видно, до самой смерти с себя не смыть ни золу, ни гарь.
Кто мне все эти леди, которые чуют во мне врага?

Фея, всё это грустно, всем этим тряпкам пора в костёр,
туфелька от Прокруста пусть будет обувь моих сестёр.
Я же ведь не про это, не про джек-пот или первый приз.
Что там конец сюжета, — мне знать бы в принципе, как там принц".

Голосом, полным ласки, ответит бархатный тёмный сад:
«В сказке есть доля сказки, —
ну потерпи ещё полчаса».

Только бы не сломаться.
Ещё немного.
Всё хорошо.

Медленно бьёт двенадцать
тяжёлый маятник медно-жёлтый.

Было простое платье — теперь изящно, как лепесток.
«Что же, теперь пора тебе, ты вела себя на все сто;
пока ещё не искали, беги с территории марш-броском.
Туфельки можно оставить, но я советую босиком;
тыква теперь — карета, и принц давно уже ждёт домой».

В сказке есть доля бреда, —
не дружит сказочник с головой.