Желтые листья тихо опали на ее колени, легкое дуновение ветерка расколыхало ее темные кудри, а запахи свежей осени дурманили. Тихо приобняв ее, такую робкую и беззащитную, я прижался к ее все еще живому теплу, как прижимаются друг к другу два котенка, дожидаясь матери.
— Ты… — она невольно прижалась ко мне, — Ты любишь меня?..
Я взглянул в ее глубокие карие глаза, в которых отражались тысячи искорок этой ночной одинокой улицы, невольно утонув в них. Я смотрел в них и смотрел, а она смотрела в мои глаза, так и не рассказав мне, что же она тогда в них увидела. И вдруг ее лицо стало очень близко, так близко, насколько это только возможно, и в этот момент она меня поцеловала… Я понял, что никого дороже нее для меня нет, понял, что значит жизнь, понял, что же значит быть рядом с кем-то… И все вокруг исчезло, оставив нас вдвоем, а я провалился в бездну, чувствуя темноту, нежные губы и такое родное, но в то же время еще чужое тепло…
Нам не хотелось расставаться… Она обняла меня, а затем мы незаметно провалились в сладкий сон…
Так прошел год. Миновал второй. Однажды мы вместе пошли на выпускной бал, где проходили танцы. Взяв мою руку, я вдыхал аромат ее духов, кружил ее, а где-то раздавалась эта музыка, зовущая нас на самый край земли, туда, где мы могли остаться лишь только вдвоем. Потом мы незаметно улши, спрятавшись под высоким кленом, мы говорили до самого утра, считая на небе звезды, загадывая желания…
Потом она вдруг исчезла. Я искал ее среди танцующих людей, но знакомого силуэта нигде не было. Я настиг ее в машине, которая еще не успела уехать с праздника. Она сидела там, умываясь немыми слезами, я взглянул на нее через темное стекло, а она посмотрела на меня, положив свою тонкую руку на стекло. Я прижал свою ладонь к ее ладони, но нас все равно разделяло это стекло, а она заплакала. Я дернул ручку, но дверь не поддалась мне.
она вновь взглянула на меня, и в этих глазах была мольба, безутешная, горькая обида и просьба… Она опустила стекло. Наш поцелуй тогда казался мне очень горьким, совсем как слезы.
А через день ее не стало. Она так и не решилась рассказать мне о неизлечимой болезни… И вот я остался один.
Старый клен, рядом с которым мы была наша поледняя встреча, по прежнему распускает листья каждую весну, чтобы осыпать их осенью на таких же глупых, таких же беспомощных и тихих влюбленных, какими были когда-то и мы…