Представьте себе, прежде чем символ нашей народной души обрел свой нынешний, узнаваемый, угловатый облик, существовало нечто… иное. Нечто с шеей столь непропорционально длинной — аж вчетверо превосходящей скромный корпус! — что сие творение напоминало, скорее, степенную домру, нежели пылкую барышню-балалайку, которую сегодня каждый с гордостью называет, не иначе как, исконно своей, национальной. Именно треугольная форма, заметьте, удостоилась этой чести. Что ж, бывает.
Итак, декорации расставлены. На сцену выходит Василий Васильевич Андреев — музыкант, одержимый, по-видимому, идеей принарядить инструмент народный, обрядить его, так сказать, в парадный «фрак». И вот тут начинается самая интригующая часть нашего повествования, ибо источники, услужливо описывающие сие событие, почему-то с поразительным единодушием обходят стороной детали, которые пытливый ум счел бы весьма и весьма важными.
Нам сообщают, что некий петербургский мастер выполнил заказ Андреева по предоставленным эскизам (или, как кое-где настырно уточняют, даже по чертежам — что ж, допустим, чертежи музыканта, почему бы и нет?). Имя мастера? Франц Станиславович Пасербский. Вот где начинается настоящая игра теней! Что вы узнаете о Пасербском, этом человеке, решившем, без преувеличения, главную задачу? Скупые факты: работал в Петербурге с 1886 года. Известны годы его жизни. И… внимание! Кое-где, как случайная искра в кромешной тьме, проскальзывает информация, что сей Пасербский впоследствии… запатентовал сие творение. Где, позвольте спросить? В Гер-ма-нии! Германия! Остановитесь на мгновение и произнесите это название. А теперь вспомните имя мастера: Франц. Улавливаете? Улавливаете очевидную, кричащую логическую связь, пронизывающую всю эту историю, словно луч света сквозь замочную скважину?
Но на этом сведения иссякают! Информационное пространство, кажется, наглухо запечатано. Вы не отыщете, где он родился, где покинул этот мир, где постигал свое мастерство, где провел большую часть жизни. И самое главное, самое подозрительное в этом досье с пропущенными страницами: не сообщается его национальность! Ни слова! Поистине, дело для самого изощренного сыщика.
А теперь добавьте к этому загадку второго порядка — эпизод, столь анекдотичный, что вызывает лишь недоуменную улыбку. Некоторые версии повествуют, что Андреев изначально обратился к некоему мастеру Иванову. Тот, после долгих уговоров, согласился и… (держите интригу!) …далее следует все тот же поход к мастеру Пасербскому! Какова роль господина Иванова в этом водевиле? Если инструмент создал он — зачем понадобился Пасербский? Если Пасербский — что тогда делал Иванов? Запутанно, не правда ли? Словно в плохом детективе, где ложный след подброшен уж слишком неуклюже.
Единственное логическое объяснение, что приходит на ум (и отчего-то тщательно обходится стороной в официальных версиях), это то, что Иванов, возможно, лишь составил те самые чертежи по просьбе Андреева. Но для воплощения идеи пришлось обратиться к… тому самому мастеру, чье происхождение скрыто. К немцу ли, или кто он там был на самом деле.
И вот тут-то разгадка становится болезненно очевидной. Лишь нежеланием признавать за иностранным мастером главную заслугу в рождении инструмента, который кровь из носу должен быть «исконно русским», можно объяснить эту тотальную амнезию относительно его биографии. Удобно, не правда ли? Стереть из истории истинного героя, чья единственная вина — не та графа в свидетельстве о рождении. Зато теперь имеем то, что имеем: чисто национальный инструмент. И ни тени сомнения. Почти.