Купали меня в любистре-траве,
Чтоб женщины страстно любили,
На глади речной отражён лунный свет,
Русалки лукавые плыли.
Кувшинки белели на тёмной воде,
Стоял аромат тамариска,
А песни хвостато-чешуйчатых дев,
Звучали пронзительно близко.
Вплетали колдуньи в свои волоса,
Веночки из жёлтых кубышек,
Шумел полный яблок заброшенный сад,
Шептались листвой кроны вишен.
Готовила ведьма в овраге отвар,
В суконной рубахе нательной,
Смарагдовым цветом манила трава,
Обещанной мягкой постелью.
В полночную темень рядами колонн,
Упёрлись высокие вязы,
И вольную душу на небо влекло,
Где Дивии след звездоглазой.
Купали меня в любистре-траве,
Дары принесли берегини,
Рассвет, словно древних волхвов оберег,
Зардел лепестком георгины.
Как будто в таинственном, призрачном сне,
Постигнул нелёгкую долю,
На вороном, среброгривом коне,
Нагим поскакал я по полю.
Богиня Зимцерла средь синего льна,
На зорьке лиловой осталась,
В уста и ланиты её целовал,
Чтоб новая жизнь зарождалась.
Русалочьи уж догорали костры,
Вставал лучезарный Ярило,
Лебёдушкой белой ввысь воспарив,
Душистый мне пух подарила.
А светлая Лада на шею надев,
Монет золочёных монисто,
Вещала про травушку ту нараспев,
Что названа кем-то — любистра.