Моей старшей сестре в новоселье приснился гром —
И от этого грома ревел весь отцовский дом,
Жарко грохали ставни, гремели все поставцы —
От дворянского сына к невесте спешат гонцы.
Моей средней сестре той же ночью приснился лес —
Реки, полные рыбы, озера — всё «плесь» да «плесь»,
Осетры и налимы, богатый в сетях улов —
От купца молодого сестре моей ждать послов.
Ну, а мне в новоселье не лучший был даден сон.
Словно вышла из дома, а там, на ступенях, — соль;
Словно снег, словно смерть, словно реки из молока —
Да козлиная рожа
о двух
золотых
рогах.
Как боялся отец, как от сна он меня будил!..
Не давал без присмотра мне из дому выходить,
Запирал на сто десять замков, тридесять ключей —
Я должна была жить в тесноте, ни своей, ничьей.
Как тогда улизнула — как в мороке, как в бреду…
Лишь пошла за порог, а козёл уже тут как тут.
Ухмыльнулся, чихнул: «Здравствуй, сласть моя!
Быть зиме».
Подхватил на рога — да и спрятал за сто земель.
Перерезал дороги, озёра, как лед, сковал,
Приволок к себе в терем из сучьев да покрывал.
Дом у мужа высок, крепки двери, мягка парча —
Только головы жён предыдущих вокруг торчат.
Я при свете ему улыбалась и пол мела,
А ночами ревела да горе своё лила.
И чем больше слезиночек-звёзд на небесном дне,
Тем светлее горят они в тятиной стороне.
И с тех пор, как у батюшки дома начнётся пир,
Мой жених наречённый велит мне одеться в мир,
Снаряжает возок и прощается: «Ме» да «ме»,
«Хорошо поплясать, порезвиться моей жене.
(Мне — на что веселиться? Побуду тут на печи.
Лишь одна будет просьба: о муже своём —
молчи)».
Но на каждом пиру — вот откуда тот ни возьмись,
Гусляришко коварнее змеев, хитрее лис, —
Он приходит в веселье, на струны кладёт ладонь,
И зрачки у него не круглы, а плоски да вдоль,
И в глазах его пламя, и — господи боже мой —
Он хохочет, хохочет, козловой зовёт женой,
Не глушит свою песню и крик, как его ни бей!..
А вернусь — муженёк мой на лавке всё: «Бе-бе-бе,
Отчего не понравилось дома да на пиру?
Не уважил ли батюшка?
Песни ль
не по нутру?
Ай, спляши мне, любимая, топни-ка сапожком!..»
И хихикает гадко козлиным своим
смешком.
Так смеялся — не знал, что и с сильными я в родстве:
Не откажется братец мой старший помочь сестре.
Обзавёлся он как-то хозяйкой из лучших жён,
Когда, с пира придя, лягушачую шкурку сжёг.
Он мне всё рассказал: ты злодей, чародей и плут,
Что узорные гусли назло мне хранит в углу.
За звериным обличьем секретов твоих не счесть…
Но теперь-то я знаю, когда ты снимаешь шерсть.