Моя душа пустячное любила:
в продольных трещинах хозяйственное мыло,
оставленное кем-то на полу,
на верстаке светящуюся стружку,
щербатую, надтреснутую кружку
с чаинками, прилипшими ко дну.

Родство ли это, давнее желанье,
чтоб в замкнутой глубинке мирозданья,
где снег стоит, как в стылой бане дым,
и день проходит меж ночами боком,
предельно личным, милосердным Богом
я так же был замечен и любим?

Снег прошиваю выдохом-вдохом,
тёплая лёгкая нить…
Так бы и жить мне, хранимому Богом,
так бы и жить…

Просто стоять на садовой дорожке
или идти, не спеша.
Выдох за вдохом — прозрачною стёжкой
к миру пришита душа.

Ещё живёшь — на сухом остатке,
а он ни горький,
а он ни сладкий.

Пролился в прошлое — как сквозь сито…
Остались только: в траве корыто
да от качелей былых доска,
когда-то знавшая облака.