Сегодня целый день по радиостанциям рассказывают о том, как морили голодом в секторе Газа наших израильских заложников. Это всё очень ужасно и мне вспомнилась давняя история о блокаде Ленинграда. Ленинград — всегда Ленинград, за это я его и люблю, даже истории в нем случаются какие-то до глубины души Ленинградские.
Вот и эта могла произойти только в этом городе.
Вспоминал счастливое студенческое время 90-х и как я заглянул в маленький грузинский ресторанчик.
Внутри полумрак, пять или шесть столиков всего, за одним из них гуляла веселая, небедная компания: трое парней и пара от души накрашенных девчонок: тосты с потугами на грузинский акцент, громкий смех и совсем чуть-чуть мата. Вполне обычная ресторанная компания.
В дальнем углу сидел старик, опираясь на палочку, я за соседним столиком, вот и вся ресторанная публика.
Подошла маленькая симпатичная грузинка, приняла у меня заказ, а в этот момент веселая компания вместе со ржанием, выдала очередной, уж очень громкий мат.
Старик покачал головой, тяжело поднялся, опираясь на свою палку и медленно побрел в сторону компании.
Официантка, явно довольная происходящим, посмотрела на меня и понизив голос до шепота, сказала:
— Сейчас он их быстро успокоит.
И действительно, старичок склонился над шумным столиком, извинился, за то, что потревожил и что-то еще сказал.
Компанию вдруг как подменили. Парни и их накрашенные подруги суетливо подхватили все свои тарелки с бутылками и быстро ушли за другой столик, а старичок занял их место.
Больше никто не ржал, как конь и уж тем более не матерился.
Я был поражен эффектом, произведенным этим благообразным старичком и понял, что официантка что-то знает.
Еле дождался свои «хачапури-мачапури» и тихо спросил:
— А что это за старик такой?
Грузинка, делая вид, что протирает мой стол, зашептала:
— Мы не знаем, как его зовут, но он всегда сюда ходит, примерно раз в неделю. Приезжает и уезжает на такси, пенсия, говорит, позволяет. От угощений отказывается, заказывает только чай с молоком и сухарики.
Он всегда сидит за тем столом, а если там занято, то пережидает, пока люди уйдут и потом все равно садится туда.
А иногда, когда посетители за «его» столом немножечко плохо начинают себя вести, как эти, то он подходит и вежливо говорит: — Извините, вы не могли бы себя вести чуть-чуть потише? Дело в том, что когда-то тут, где стоит этот стол, стояла наша кровать. На ней в блокаду умерла моя мама и…
Официантка взяла салфеточку и решительно направилась в сторону кухни, на ходу вытирая глаза.