Продвинутые у нас старики. Но не толерантные ни фига. Я, кстати, тоже не толерантный. Вот только что, стою, как всегда, в вагоне метро у дверей напротив выхода. Сильно место определил, по-другому никак не скажешь. А по правую руку от меня сидит сухонькая такая бабулька. Причем натуральная бабулька, а те которым семьдесят курят в сторонке пока, потому что этой некурящей лет девяносто с хвостом от удава. Вертлявая — жуть просто. Ну сидит и сидит. Ерзает, головой вертит и зыкаете весело по сторонам.

Давки нет, но плотненько так народу в вагоне. И тут в районе от Новокузнецкой до Павелецкой к выходу, что напротив нас с бабулькой двое пробрались. Высокий один, другой поменьше. Видуха модная. Метросексуалами таких еще называют, чтоб не обижать тех, которые настоящие. Джинсики, рубашечки, сумочки женские, манерки. У маленького волосы еще набриолиненные, а длинного видно что тошнит. Ротик ладошечкой прикрыл по бабски и позывы. Народ расступается, естественно, с брезгливыми рожами. Длинный в голубеньком в дверь головкой скорбной уперся и страдает. Короткий его за локоток сострадательно придерживает.

Мужики все фыркают, тетки смотрят неодобрительно, но с интересом. Тут бабулька решила посочувствовать:
— Чего, — говорит, — стоите-смотрите? Не видите что ли, плохо человеку. Тошнит бедненькую, беременная наверное.
Все вздрогнули, я малость забулькал, а девчушка симпатичная, рядом с бабулькой сидевшая, решила пояснить сквозь смех:
— Это, бабушка, мальчик ведь, а мальчики беременными не бывают.

Бабушка шустро повернулась к девчушке, смерила ее взглядом: мол, кто это меня учить вздумал про беременных, улыбнулась и по-доброму так и воспитательно:
— Это, девочка, может и мальчик. Но не самец!