лязги лат первых всадников вдаль уплывают чредою,
за собой оставляя следы огненосных гранат.
мы встречаем свой жребий с готовностью смертного боя,
только свыше уже предрешён наш конечный расклад.
отшлифованный мир пальцы мастера режет краями,
наклонившись над нами древком занесённой пращи.
и в сознании жертв своих собственных рук и исканий
миражи, обретая телесность, встают, словно щит.
не корите же странников, бросивших ратное поле —
мы нашли заменитель морфина в воздушных краях.
наше небо не сыплет проклятьями, корчась от боли,
и земля не вздыхает от ужаса в алых бинтах,
наш придуманный остров зубами червей не изгрызен,
и симфония балок не высится, словно нарост.
по цветущим тропам, вместо вязкой трясины и слизи,
мы бежим, приближаясь к обрыву, сквозь заросли роз.
мы бежим, и не чувствуем колкость костей под ногами,
и не чуем объедков во рту, наслаждаясь вином.
задыхаясь, бежим, к иллюзорной стремясь панораме.
что реальность, что миф? это нам безразлично давно.
а реальность лишь тень, пациент, заключённый в палате.
её веки закрыты — устали чеканить набат.
если гибель близка и пульс жизни бледнеет и гаснет,
то разумна ли битва с останками павших солдат?