Письмо безумного старика.

Здравствуйте, братья и сёстры!
Недавно разбирал свои журналистские завалы в архивах и нашёл давно потерянное мной письмо старика, почти обезумевшего от горя. Он пришёл в редакцию сам не свой Это была тень, а не человек. Он сказал, что у него умерла жена. Старик вытащил из сумки несколько листков бумаги и протянул мне. Это была его исповедь перед любимой, которую он потерял. Старик даже не сказал, как его зовут. Он ушёл почти сразу. Дома я прочёл эти строки, написанные каким-то изломанным, больным почерком. В каждой букве была нестерпимая боль. Не скрою — в тот вечер я плакал. Может, я слишком сентиментальный человек, не знаю, но моё сердце как будто на пику надели.
Я потерял эти листки. Думал, что навсегда. Но вот на днях я наткнулся на файл в компьютере под названием «Жёнушка милая Люба…». Это была небольшая информация в газету, о которой я уже забыл. Оказывается, я даже писал об этом в газету. И вот сейчас, когда я снова наткнулся на письмо старика, я решил опубликовать этот маленький материальчик ещё раз, но уже на сайте «Чистый интернет». Ещё раз, потому что нам всем не хватает такой любви. Да — она земная, быть может, очень. Возможно, этот старик был неверующим человеком, но он умел любить. Может быть, он любил так, что его земная любовь затмила в нём любовь небесную.
Мне трудно судить об этом. Очень часто мы походя рубим друг друга словами, как злые воины рубили друг друга мечами. Каждое слово — удар. Часто слова эти бывают просто убийственными. Порою жёны в порыве гнева желают своим мужьям смерти или проклинают их, потому что не хотят смиряться перед своими половинами, устали от безденежья, от невезухи, от трудностей жизни. Да и мужья не уступают им в безумии, кроя свои половинки самыми уродливыми и гадкими словами.
Прочитайте это письмо и взгляните на свою жизнь. Быть может, ещё не всё потеряно. Быть может, вам просто нужно помолчать, обнять друг дружку и пожалеть. Жизнь коротка.
* * *
БЕРЕГИТЕ ЛЮБОВЬ
Порой, оглянешься вокруг, кажется, что нет на свете никакой любви. Не той «большой и чистой», которую предложил дочке кузнеца спутник графа Калиостро из фильма «Формула любви», а настоящей, чтоб на всю жизнь. Разводы, пьянки супругов, мордобои. Из сводки в сводку кочуют жуткии истории о том, как-то жена мужу нож в живот вогнала, то муж жене глаз на вилку надел. И кажется, что любовь — миф. Так казалось и мне до той поры, пока в моей жизни не появился странный, полупомешанный старик.
Он пришел в редакцию черный от горя.
-С вами можно поговорить? — спросил меня, теребя в руках несколько сложенных вдвое листков бумаги.
-Конечно.
-У меня умерла жена. Вы не могли бы написать о ней?
Я дал согласие. Отдав мне письмо, старик ушел, пообещав прийти на следующий день. Утром он снова появился в редакции.
-Не пишите.
-Почему?
-Я все равно не буду жить. Я хочу к моей Любушке.
…Прошел год. Разбирая документы, я случайно наткнулся на то письмо старика, который даже не назвал своего имени, и понял, что эту исповедь должны прочитать другие люди, те, кто считает, что на земле нет любви.
* * *
«Женушка милая, Люба, хрупкая роза. Что же ты так завяла вдруг, листочки твои пожелтели, стебелек твой зеленый и нежный поник. Под запах аромата этой розы соловьи начинали рано петь, и им нежно вторила природа, цветы полевые дружной гурьбой играли с ней в хоровод. Всем им хотелось хоть чуть-чуть быть похожими на розу мою, чтобы люди, любуясь такими цветами, друг в друга влюблялись и свою любовь до конца берегли.
Я долго бродил по России, судьбу свою все искал, и вот на забайкальской горной дороге этот цветок я нашел. Люба была смыслом моей жизни. Люба была любимой, прекрасной, мудрой женой, дети и внуки тянулись к ней, как к источнику тепла и добра. А свою нежность, любовь материнскую, красоту она всю им отдала. Все ценное, прекрасное в мире мы черпали в ней, как глоток воды в аравийской степи в знойную пору.
Но кто-то, наверное, нашему счастью завидовать стал. И вот горе в наш дом незаметно подкралось. Мы не заметили его, и мою бесценную розу, Любашку, сломало, унесло, невзирая на наши просьбы и мольбы. Я просил у солнца, я просил у месяца нашу звезду от злых сил защитить, уберечь. Я молился Богу и утром, и поздним вечером: „Нам не надо никакого богатства, дай только здоровья для моей милой жены“.
Люба, милая. Прости меня, я не знал, как беречь и хранить тебя, мой любимый хрусталь, а может, не знал, что ты — подарок природы. По-особому тебя надо было беречь и хранить. В мире стало серо, неуютно и пусто, как будто вместо солнца повесили медный пятак. От боли жестокой и жгучей я пытался бежать по дорогам пустынным, разбитым и пыльным, не зная, зачем и куда я иду. Я остался один. Жгучая боль… Вырвано сердце. Разбита душа на куски, и только горькие жгучие слезы заливают мои глаза. Ты не свети, луна на небе темном. Пусть будет темно, как на душе моей темно.
Сначала я часто ходил к ней в гости на могилку, но мне запретили ходить, чтобы не тревожить ее душу напрасно и не будить ее вечный сон. Но каждый день я жду небывалого чуда, что в дверь постучится она, моя милая-милая Люба. Где найти такую кручу, чтобы, спрыгнув с нее, я мог долететь до Любы, может эта встреча успокоит меня навсегда.
Что-то смерть моя долго размышляет, как меня до Любы донести. Хочется посмотреть, как буйно будет цвести ковыль на наших могилах.
Никто не помог нашему горю. Всевышний, и тот отвернулся от нашей беды. Любу с двух сторон завернули в одеяло, еще две минуты назад говорившую, улыбающуюся Любу, но мой милый цветок уходил от жизни и тихо уснул. Стало глухо и тихо. И только слышен был громкий грохот сапог санитаров, уносивших розу мою. Мы, как идолы, и кричать, и стонать не могли. Но было уже поздно. Когда мы очнулись, от Любушки в доме осталась только постель. В мире не стало милой, желанной мамы и прекрасной жены…»
Кем был этот человек, осталось неизвестным, как доподлинно осталось неизвестным и то, что же действительно случилось в его жизни. Но есть вот это письмо. Перечитайте его еще раз. Быть может, вы по-другому посмотрите на жизнь, на ваши отношения с близкими, неважно, кто они — муж, жена, родители, брат или сестра, на слово «люблю». Чтобы не было поздно — жалеть, любить и радоваться обычному семейному счастью.