В сознании немалого числа людей слово «поступок» незаметно трансформировалось в неологизм «покупок».

«Мужественный покупок». «Самоотверженный покупок». «Опрометчивый покупок»…

Есть слово, которое произносить нельзя
Ни в коем случае, даже шёпотом,
Ни в запале припадочном, ни куражась или дерзя,
Ни в иных раскладах, пропади оно пропадом.

Слово страшное: только попробуй, скажи,
И разом некая трещина в мироздании обнаружится:
Какие там балки, какие, мать-перемать, крепежи,
Так уж начнёт всё сыпаться, кривиться да рушиться.

Дня не пройдёт, всё будет кончено. Будь острожен.
Слово? Да кто б его знал… Знали бы — не миновать огласки.
Я о том и толкую, что ведать его негоже,
И от меня тем более не дожидайся подсказки.
… показать весь текст …

Один из самых неубиваемых соблазнов ординарного человека — это «приобщение» его к некоей «информации НЕ ДЛЯ ВСЕХ», причисление его (каким-то инициатором) к НЕМНОГИМ, обладающим какими-то сведениями, пребывающими sub rosa.
Внезапно и непонятно откуда и почему свалившаяся «избранность» воспринимается обычно вот так: «Ну, наконец-то! Поняли, оценили по достоинству». С этой поры инициатор может творить с неофитом всё, что угодно. Чтобы остаться в этой Славной Когорте, он способен переступить через очень многое, в первую очередь — через моральные нормы по отношению к тем, кто не сопричастен и «прозябает в неведении».
Это и есть один из путей воплощения в жизнь зла руками добропорядочных образцовых мещан.

С тобою в эти глупейшие игры не надо играть:
Я врать не умею, а ты не умеешь не врать.

И, помня об этом, пожалуйста, сколько захочется, ври.
Ни слову не верю, а ты говори, говори.

Не верю ни слову, но разоблачать не хочу.
Я врать не умею, поэтому чаще молчу.

И это молчание льстит твоему удалому вранью.
Взаимно довольные, партию сводим вничью.

Все карты раскрыты. Живём, ничего не тая.
Зачем лишь всё это, не знаем ни ты и ни я.

Жизнь моя полна невысказанных драм и приключений.

Однажды (давным-давно) я «вслепую», через шаромыжное бюро знакомств, встретился в подвальчике на Гагарина с некоей дамой. Она явилась вдрызг пьяной, некоторое время любезничала со мной, сожрала всё, что было заказано, крепко догналась и вдруг переменилась в лице. Ей неожиданно не пришёлся по нраву мой взгляд, а каждое слово, мною произнесённое, слышалось ей двоякосмысленным и издевательским.

В итоге она устроила дикий ор, перепугав других посетителей заведения, обвиняя меня в невнимании и презрении, разрыдалась, скоро оделась (дело было зимой) и запретила себя провожать. Да я и так оробел.

Хотя ведь у нас могло что-то получиться.