О необходимом условии, при котором звучит лирика, Мандельштам писал: это чувство невинности, «волны внутренней правоты». При утрате чувства правоты и невинности поэзия умирает. Умирает и музыка. Проницательные критики Моцарта замечают, что самое поразительное в его сочинениях — это чувство какой-то уверенности и непогрешимости, с которым звучат его мелодические обороты и гармонии. Это эдемское самочувствие парадоксально. Как оно возможно в человеке земном, в conditio humana2, необъяснимо — но о нем, из него говорит искусство3. Новизной ХХ века было изображение этого опыта лирического волненья не как сладостного сна, а как взрыва. Сравним:

И забываю мир, и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем.
И пробуждается поэзия во мне.
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит и ищет, как во сне…
(Пушкин, «Осень»)

И:

Может быть, это точка безумия,
Может быть, это совесть твоя…
(Мандельштам)

«Простота — это моё любимое свойство. Настоящая простота, то есть цельность. Упрощение — лукавая вещь. Вы знаете, однажды мне пришлось сказать слово, которое стало знаменитым во Франции на целый сезон. У меня спросили в ходе интервью: „Вот, Вы учёный человек, начитанный, как же Вам удалось сохранить простоту?“ На что я ответила: „Знаете, я её не сохранила, я её понемногу приобретаю. Её не было. И для этого надо много-много учиться“.

И вот это так понравилось моим французским собеседникам, что потом в газетах цитировали: „Чтобы быть простым, надо много-много учиться“. Потому что, на самом деле, для того, чтобы распознать собственную простоту, нужно много думать: где ты поступаешь и думаешь просто, то есть не из каких-то расчётов, не из подражания, не из желания понравиться».