Вася, сидя на склоне холма и глядя на мерцающие огни внизу, тихо вздохнул. Он был далеко от дома. Воспоминания об уютной кухне, запахе свежего хлеба и голосе матери вдруг ворвались в его сознание. Он всегда думал, что в подобные моменты страха и одиночества такие мысли будут отвлекать, но сейчас они, напротив, придавали ему сил. Он знал, зачем и ради кого он здесь.

Задача была ясна: пробраться в горный лагерь противника и добыть ценные данные. Его товарищи рассчитывали на него, и Вася не мог их подвести. Но он и не пытался обманывать себя — это была не просто опасная миссия, а настоящий прыжок в неизвестность. Прошлой ночью он наблюдал, как трое его предшественников подорвались на минах, едва сделав несколько шагов. Теперь его очередь.

Лёгкий ветерок дул с востока, покачивая сухие травы на склоне. Ночь была его союзником — густая тьма скрывала не только его, но и каждый смертельный сюрприз, спрятанный в земле. Вася медленно поднялся, чувствуя, как его тело протестует против движения. Ноги болели от долгого ожидания, а пальцы были ледяными. Он протянул руку вперёд, ощупывая землю, словно пытался уловить её настроение. Он знал, что здесь, на этом склоне, любой неверный шаг может стать последним.

Когда его рука вдруг наткнулась на что-то жёсткое, сердце Васи замерло. Металлический блеск мины, освещённый тусклым светом луны, почти обжёг его взгляд. Он прикрыл глаза, стараясь на мгновение отключиться от происходящего. В его голове проносились образы его товарищей — тех, кто ждал его возвращения. Вася медленно выдохнул и открыл глаза. Одна ошибка — и больше никогда не услышит их смех, не почувствует крепких объятий. Медленно, без суеты, он начал расчищать землю вокруг мины, стараясь ослабить механизм, чтобы обезопасить проход. Его пальцы двигались с осторожностью, которой он никогда раньше не знал, каждый миллиметр был жизненно важен.

Лагерь был ближе, чем казалось изначально, но его сердца хватило бы, чтобы пересчитать километры. Охранники ходили внизу, казалось, полностью поглощённые своим маршрутом. Вася наблюдал за ними, отмечая их передвижения, и подумал: «А может, они такие же, как я? Может, тоже хотят домой, к семьям, к мирной жизни?» Но думать об этом было опасно — это ослабляло решимость.

Когда он добрался до штаба лагеря, тёмный силуэт здания выглядел пустым и безжизненным, но Вася знал лучше. Каждая тень могла быть ловушкой, каждый шаг — роковым. Он услышал шум — глухой кашель из-за стены. На секунду замер, весь его разум сосредоточился на одном — на дыхании, на том, чтобы оставаться невидимым, частью ночи. Вася знал, что у него нет права на ошибку. Ему не дадут второго шанса.

Внутри палатки штабных данных, едва освещённой маленькой керосиновой лампой, Вася ощутил нечто неожиданное — странную смесь ужаса и облегчения. Бумаги, которые он искал, лежали прямо перед ним. Он не мог не думать о том, сколько людей ради этих документов не вернулось. И вот, он, почти у цели, касался их пальцами. В этот момент он почувствовал не гордость и не радость — только тихую решимость. Это не было его личной победой. Это было долгом.

Обратный путь оказался даже труднее. Мина, которую он заметил слишком поздно, оказалась в сантиметре от его ноги. Вася застыл, чувствуя, как дрожат его мышцы. На какую-то долю секунды ему показалось, что это конец. Он вспомнил, как отец учил его, что главное — не паниковать. «Дыши, Василий», — прошептал он себе, — «дыши». Он медленно наклонился и поправил ловушку. Потом, словно и не было этой напряжённой секунды, двинулся дальше, к свободе.

Когда он вернулся в лагерь своих, его встретили не криками радости и не громкими аплодисментами. Его просто молча обняли. У костра кто-то подал ему флягу, кто-то — кусок чёрствого хлеба. Вася посмотрел на их усталые лица и вдруг понял, что его настоящее вознаграждение — это не медали и не благодарности командования. Это люди, его товарищи, которые были здесь, рядом, и ради которых он готов был идти в любую ночь, на любой склон.

Он не был героем. Он просто сделал то, что должен был сделать. И в этом, наверное, была его настоящая сила.