Я уже собирался после рабочего дня уходить домой, когда ко мне подошёл Андрюха. Постоял, помялся, глядя, как я собираю вещи, и, наконец, сказал:
— Слушай, дружище, помоги мне кое какую мебель перевезти.
— Куда это? — удивился я.
— А ты что, не в курсе?
— Не в курсе чего?
— Ну, я же с Маринкой развёлся. Теперь переезжаю. Комнату в общаге дали. Вот теперь кое-какие вещи и надо перевезти. Там немного, я тебя ненадолго задержу — час-полтора максимум. А потом домой подкину.
Я слегка поморщился: сегодня обещал сыну сходить на Черепаший пруд, порыбачить на вечерние зорьке. Ну, раз такое дело: армейский приятель просит, придётся перенести рыбалку. Я потянулся к телефону, думая, как бы так сказать ребёнку, чтобы он не обиделся. Когда смартфон зазвонил сам.
— Алло, папа, — раздался в трубке голос сына. — Пап, ты извини. Сегодня у нас на рыбалку сходить не получится. Меня Костик на день рождения пригласил. Не обижайся. А?
— Ну что ты, — сказал я, радуясь тому, что не пришлось огорчать сына. — Давай тогда завтра.
— Ок! Папка, ты самый! — донеслось из трубки.
Я рассмеялся и нажал отбой. Потом повернулся к Андрюхе и сказал:
— Поехали.
Что меня удивило, так это то, что Андрюха, всегда трепетно относящийся к своим транспортным средствам, до такой безобразной степени запустил свой микроавтобус. Который ещё полгода назад сверкал чистотой отполированной панели, чисто вымытыми ковриками и разными интересными прибамбасами. А сейчас в кабине Volkswagenа было как в свинарнике: на панели была грязь, какие-то жирные пятна. Под ногами у пассажира валялись стаканчики из-под кофе, окурки, песок и даже мелкий щебень.
Я ничего не сказал, сел, пристегнул ремень безопасности, и мы поехали. Мы ехали молча. Я ничего не спрашивал. Андрей сам начал рассказывать:
— Понимаешь, Юрец, полгода назад я сошёлся с Ленкой из планового отдела. Ну, ты её знаешь.
Я кивнул.
— Вот не зря же говорят: «Седина в бороду, бес в ребро», — продолжал Андрюха. — Закрутилось у нас как-то всё это. Любовь-морковь, то-сё. Я из семьи ушел, переехал к ней, пожили немножко. Собрались расписаться. Я на развод подал. Маринка моя, конечно, плакала, упрашивала остаться. Дети тоже плакали. Знаешь, когда дома с женой с детьми, думал: «Нафига мне эта Ленка?». А когда возвращался к Ленке, все по-новому: любовь, сю-сю, ля-ля, — он вздохнул. — В общем, развелись мы с Маринкой. А потом как-то сразу с Ленкой не сложилось. Она с Серёгой — экспедитором замутила. Теперь он с ней живёт. А мне получается, что и жить негде: жена домой не пускает, эта выгоняет. Несколько дней кантовался у знакомых. А сейчас вот насчёт общаги договорился. Диван, холодильник напрокат взял. А помочь-то и некому.
Он замолчал. Молчал и я, не зная, что ему сказать.
— А вообще, эта Ленка — б****! Настоящая б****! — в сердцах выругался он.
— Да ну? — я с удивлением посмотрел на него. — Может, не стоит так, о барышне?
Он окатил меня свирепым взглядом, хотел что-то ответить, но лишь покрепче сжал руль. Некоторое время мы ехали в молчании. Потом Андрюха, видимо остыв, сказал:
— Ну да, ты же не в курсе. Ты же принципиальный. Ты же на работе — работаешь. У тебя друзья и коллеги по разные стороны баррикад. Ты принципиальный.
Я пожал плечами:
— Работа — это работа. А семья — это семья. Дружба — это дружба. И смешивать это ни в коем случае не надо.
— Ты прав. Ты, как всегда, прав. А я ведь смеялся над этими твоими принципами когда-то, — Андрюха вздохнул. — Так вот, за Ленку — она за четыре года, пока у нас работает, штук десять семей разбила. Славка Воронов из кадров. Андрей Мельниченко из того же планового. Серёга Инокентьев, Виталя Щербина из экспедиции. И ещё целая куча. Всех не вспомню. И как я на это попался?!
Он замолчал.
После того, как мы перетащили его нехитрый скарб на четвёртый этаж в маленькую комнату общаги, Андрюха порывался подкинуть меня домой. Но я отказался. Я решил прогуляться и обдумать всё услышанное.
Погода была хорошая. Вечер выдался свободный: ребенок в гостях у друга, жена с дочкой у тещи. Я зашёл в магазин, купил тёплый ещё батон и картонную пачку молока. И устроился на лавочке в сквере.
Понемногу отламывая небольшие кусочки свежайшего хлеба и запивая маленькими глоточками молока, я сидел в скверике и смотрел на проезжающие мимо автомобили, клонящееся к закату солнце и думал.
Действительно, какие-то странности происходили в нашей организации. Сотрудников много — почти две сотни, всех толком и не знаешь. А кто чем дышит и подавно. Тем более, я и не стремлюсь знать. Однако, учитывая мою должность в исключительно женском отделе, кое-какие слухи и сплетни доходили до моих ушей. Обычно я не обращал на них внимания и благополучно забывал через несколько минут после того, как их услышал. Обсуждать или осуждать кого-то было не в моих правилах. Девчата знали об этом, поэтому разговаривали и сплетничали исключительно между собой. Однако уши не закроешь.
Ленка. Ленка из планового отдела. Конечно, я помнил эту барышню. Чуть ниже среднего роста с изумительная фигуркой. Одевалась она всегда в какие-то лёгкие, обтягивающие её соблазнительные формы брючки и маечки.
Длинные, ниже плеч иссиня-чёрные прямые волосы. Тёмные брови. Карие глаза в обрамлении пушистых ресниц. Высокие скулы. Чувственные, полные губы. Прямой нос. Приятный овал лица. Её можно было бы назвать красивой, если бы не кожа. Какая-то нездоровая, пористая, то-ли от какой-то болезни, то-ли от чрезмерного употребления косметики. (Я думаю, женщины более правильно описали бы и поставили диагноз этому недугу). Вот это её слегка и портило. Даже Шурочка, весёлая хохотушка из бухгалтерии, с рябым, как перепелиное яичко личиком, и та вызывала большую симпатию, чем Лена. По крайней мере, у меня.
Мне изредка приходилось сталкиваться с ней по работе. Как про специалиста, про неё я не скажу ничего дурного. А как о человеке — увы. Не могу знать. А в остальном — девушка как девушка.
Правда, была одна странность, которая меня поначалу немножко напрягала. Приветливая и кокетлива, иногда даже чересчур, со всем мужским населением нашей организации, меня Елена напрочь игнорировала. Это задевало моё мужское самолюбие.
Не хвастаясь, могу сказать, что я пользуюсь определённым успехом у женщин разных возрастов и социальных статусов. Многие дамы считают меня интересным, многие привлекательным, а некоторые даже красивым. Однако Елена как бы не замечала меня вовсе. Для нее я был пустым местом. Повторюсь, поначалу мне это было весьма и весьма неприятно. Но, в конце концов, я плюнул на это и перестал обращать на неё внимание. Мой главный принцип: не заводить никаких отношений в служебном коллективе, здесь сыграл мне хорошую службу.
Так вот, о Лене до меня доходили разные слухи. У неё были отношения то с одним, то с другим, то с третьим. Были какие-то драки из-за нее. Скандалы. И ладно бы малолетки какие-то, так нет — сорокалетние дядьки кулаками и криками выясняли кто достоин ее внимания. Вот и всё. Информации было крайне мало.
Я уже допил молоко и почти доел батон. Остатки его я стал задумчиво крошить слетевшимся к моим ногам птичкам: важным неторопливым голубям, юрким воробушкам, и даже ворона одна прилетала. Докормив последние крошки, я поднялся и пошёл домой. Все также продолжая размышлять. Эта ситуация очень заинтересовала меня. Было в ней что-то не то, что-то неправильное!
Всю следующую неделю я ненавязчиво общался с людьми. По крупицам собирал информацию. Присматривался, прислушивался. В общем, поправ собственные принципы, лез не в свое дело. Но чутье меня не обмануло. Не зря старался.
К концу недели у меня вырисовалась определённая картина. За четыре года работы в нашей организации у Елены было девять романов с разными лицами мужского пола из разных отделов. Ну, это — ради Бога. Женщины, как и мужчины, бывают весьма любвеобильны. И здесь нет ничего плохого. Нет плохого в лёгких, ничего значащих интрижках на работе — так называемых служебных романах. Если бы не несколько «Но».
Все парни, с которыми заводила отношения Елена, были женаты, имели детей. Холостяков и разведённых она хоть и не обделяла своим вниманием, но почему-то близко не подпускала. Отношения только с «женатиками»! В результате этих отношений и получилось девять разбитых семей, девять разрушенных браков и полтора десятка детей, оставшихся практически без отцов. Однако как только очередной её пассия уходил из дома, Лена к нему внезапно охладевала и переключалась на нового. И история повторялась с поразительной точностью.
Было ещё одно. После отношений с ней парни, признанные балагуры, весельчаки и душа компаний, становились какими-то угрюмыми, замкнутыми и нелюдимыми личностями, которых абсолютно ничего не интересовало в жизни. Они часто болели и выглядели постаревшими лет на пятнадцать-двадцать…
В конце недели, в пятницу, я постарался ничего не планировать дома. И после работы направился в свой любимый скверик на привычную скамеечку всё с тем же джентльменско-студенческим набором: пакет молока и свежий батон. Я подозревал, что мои телодвижения на работе не останутся незамеченными. И оказался прав.
Я уже докармливал последние крошки голубям и воробушкам, когда рядом со мной на скамейку опустился человек в сером костюме-тройке с тросточкой в руке и в мягкой фетровой шляпе в цвет костюма.
— Здравствуйте, Знающий, — не оборачиваюсь, сказал я ему.
— Добрый вечер, Лагодны, — отозвался он. — Погода сегодня удивительно хороша! Не правда ли?
Я согласно кивнул. Некоторое время мы сидели молча. Любовались окружающим пейзажем. Наблюдали за идущими по своим пятничным делам людьми. За компанией подвыпивших мужичков, что расположились на скамейке напротив и яростно обсуждавших предстоящий футбольный матч нашей городской команды с командой областного центра. Дело чуть было не дошло до потасовки, но проходящий мимо милицейский патруль отрезвил горячие головы. Ребята в форме вежливо попросили бузотёров разойтись по домам. Проследили, чтобы они уселись в вызванные такси и отправились по назначению.
— Ну что ж, Лагодны, рассказывайте, — наконец, прервал молчание Николай Николаевич.
Я обрисовал ему ситуацию, сложившуюся у меня работе. Николай Николаевич слушал очень внимательно, изредка хмыкал, кивал головой, а когда я закончил, он вздохнул и сказал:
— Что ж, Лагодны, вы весьма и весьма наблюдательный человек. И наблюдения ваши весьма и весьма интересны. А теперь скажите мне. Какие странности в поведении вашей коллеги по имени Елена вас больше всего больше всего поразили?
— Она… — я смутился и, наверное, слегка покраснел. — Она не воспринимает меня как мужчину…
Знающий рассмеялся:
— Ну, это-то, как раз легко объяснимо.
— Так объясните мне! — сказал я, слегка задетый его смехом.
— Всему своё время, Юры. Всему своё время. Продолжайте, прошу вас.
Я стал лихорадочно размышлять, вспоминать, прикидывать.
— Вот! — наконец, сказал я. — Вы знаете, Николай Николаевич, я и сам не чураюсь пользоваться парфюмом. Очень приятно иной раз слышать запах тех или иных духов, исходящий от женщины или мужчины. Но ведь все должно быть в меру?!
— Ну-ну. Продолжайте, — ободряюще сказал он.
— Так вот, Елена. Такое чувство, что она выливает на себя по полведра разнообразных духов. Причём смешивает их совершенно хаотично. Абсолютно несовместимых по ароматам. И когда она заходит в отдел или же где-то встретишь её в коридоре или в столовой, тебя окутывает прямо таки осязаемое облако запаха. И аромат ее парфюма остаётся на долгое время.
— Всё очень просто, — сказал Знающий. — Она перекрывает свой природный запах. Запах болота, запах гниющей травы, тлена и падали.
— Не понял? — сказал я.
— Это Зазовка.
— Кто? — переспросил я.
— Зазовка, — спокойно повторил он. — Зазовка это лесное или болотное существо в виде прекрасной девушки, которое заманивает к себе мужчин. Считается, что она пьёт кровь людей. Однако это не так. Во-первых, они давно адаптировались к нашей цивилизации и живут в городах рядом с нами. Во-вторых, питаются они в основном эмоциями и жизненными силами. И в-третьих, они бывают как мужского, так и женского пола. Зазовки очень привлекательны и прекрасно вписываются в человеческое общество. Их ни за что не отличить от обычного человека. Единственное, что выдает их — это неприятный запах, который они всеми силами пытаются скрыть. Редкий человек после отношений с ними приходит в норму. Он так и остаётся болезненным, замкнутым, нелюдимом.
Мы помолчали. А потом я спросил о том, что интересовало меня больше всего:
— Скажите, Николай Николаевич, от чего… — я замялся.
— Я слушаю вас. Слушаю, Лагодны, — Николай Николаевич мягко улыбался в бороду.
— От чего же она всё-таки меня игнорирует? Вы говорили, что это достаточно просто объяснить.
— Действительно, всё очень просто. Я не сказал о них самого главного: Зазовки питаются эмоциями и жизненными силами исключительно людей, подверженных греху сладострастия, пороку прелюбодеяния.
— Ну ведь я не такой уж и добродетельный. Грешки за мной водятся.
— Никто не спорит. Как говорится: «Кто без греха, пусть первый бросит в меня камень». Однако, Лагодны, у вас есть принципы, которым вы строго следуете, которых вы придерживаетесь. И это пугает Зазовку и как-то отталкивает.
Он помолчал.
— Это во-первых. А во-вторых — взгляните на свою правую руку.
Я посмотрел. Рука как рука, которую я за сорок с лишним лет изучил до последней детали. Ведь свои руки это то, что видишь чаще всего в жизни. Я пожал плечами. Правая рука: неровно подстриженные ногти, застарелые белесые шрамы, свежая царапина после баловства с котенком, какие-то заусенцы, редкие веснушки, выпирающие из-под кожи голубоватые вены…
— У вас на безымянном пальце кольцо, — подсказал Николай Николаевич.
— Ну да, — я опять пожал плечами. — Что здесь удивительного? Все женатые мужчины, как правило, носят кольца на безымянном пальце правой руки. И я не думаю, что прямо у всех, с кем Елена заводила отношения, кольца не было.
— Правильно! Но дело в том, а я уверен на все сто процентов, что у остальных, в отличие от вас, кольца были золотые. А ваше серебряное.
— И что это значит?
— А это значит, Юры, что серебро издревле считается металлом, который отгоняет злых сущностей. А золото, наоборот, притягивает. Это удивительно, что вы носите на руке серебряное кольцо.
Мне вспомнилось, как где-то спустя неделю после свадьбы я осенним прохладным днём мыл во дворе автомобиль. И великоватое обручальное кольцо соскочило с моего пальца и невесть куда закатилось. И сколько мы с моей молодой супругой не искали его, так и не нашли. Чем она была ужасно расстроена. Говорила, что это плохая примета, что так нельзя… И тогда мы собрались и поехали в ближайший ювелирный магазин. В котором золотых обручальных колец моего размера на тот момент не было. И я купил серебряное. Жена моя немного поморщилась, но согласилась. И там же, в ювелирном магазине, надела мне его на безымянный палец правой руки. Оно пришлось очень впору. С тех пор я его и не снимал. А со временем пальцы мои стали больше, и кольцо вообще перестало сниматься.
— Вот как, — протянул я. — Ну хорошо. С этим понятно. А что мы можем предпринять с чудовищем?
— Ничего.
— То есть как? — я ошарашено поглядел на Знающего.
— Всё очень просто, Юры. Зазовка такое же существо, как и мы с вами. И имеет право на существование. И то, что она кормится низменными людскими страстями, искореняет грех и заставляет других людей задуматься об этом — это даже очень хорошо. Это хоть немножечко, но перевешивает чашу весов нашего Мира в сторону добра. Она очищает Мир от плохого. Она как волк, которого некогда называли санитаром леса. Она искореняет пагубное и оставляет здоровое.
— Естественный отбор? — спросил я.
— Если хотите, можно сказать и так. Трогать её я не буду до тех пор, пока не случится непоправимого. А этого, уж поверьте, не случится. Она слишком умна для того, чтобы совершить летальную ошибку. Год-полтора она ещё побудет в вашем коллективе, а потом куда-нибудь исчезнет, переедет, сменит место жительства. И вы про неё забудете.
Он замолчал. Молчал и я. Вспомнил Елену: карие глаза в обрамлении пушистых ресниц, чуть насмешливо поджатые губы…
«Санитарка человеческого общества, блин! "
Я начал раздумывать над тем, чтобы купить в кабинеты какие-нибудь незатейливые серебряные безделушки. Может быть, это отпугнет её? Я не знал, а спросить у Николая Николаевича не решался.
Мы посидели ещё некоторое время, глядя, как солнце опускается за домики частного сектора, и город постепенно окутывают вечерние сумерки. Кое-где уже зажигались фонари, витрины, окна в домах. Прохожих становилось все меньше. Редкие автомобили, сверкая фарами, неспешно катили по пустой дороге. Наступал вечер.
Знающий поднялся и протянул мне руку.
— Что ж, Лагодны, до встречи, — сказал он и, как будто вспомнив, добавил. — Да, и третья причина, почему она вас не трогает. Она… знает, что я… вас… знаю.
Я удивлённо посмотрел на него.
— А это как-то меняет её отношение ко мне?
— Ещё как меняет, — рассмеялся он и, дружески похлопав меня по плечу, отправился по вечерней улице, слегка постукивая тросточкой по тротуару.
Слова Знающего сбылись. Буквально через пару месяцев Елена уволилась. Она якобы вышла замуж и переехала жить в другой город. О ней практически сразу же позабыли и более не вспоминали. Не вспоминал и я. Лишь иногда, встречаясь с пустым взглядом Андрюхи, поминал эту «Санитарку человеческого общества» недобрым словом.