«Он проснулся от дикой жажды выглядеть лучше. Он впервые стал придирчиво и даже дотошно осматривать себя за множество лет, по прошествии лет, которые он считал для себя средневековьем, темными годами, которые просто пробежали и предстали сейчас перед ним беспечно проведенным временем. Как он называл временем бездействия души, её застоя, а скорее вязких, как болотная тина, лет сердечной тишины. Он знал, что сейчас, когда он перемахнул через N-ый десяток лет, наступила пора, когда все мысли, чувства и возможности облечены зрелостью, и в тоже время пора, чуть похожая на осень, особенно на тот её момент, когда вся природа, весь обозримый тобою зелёный край находится в полных соках, но есть и другая жизнь, которая призвана умерщвлять всё это.
Но почему он проснулся от дикой жажды выглядеть лучше?
У него было и есть много любви в жизни, хотя бы уже потому, что он живет в пространстве, которое называет жизнь и которое любит. Но любит по-тихому как свою малую родину, своё село, которое он покинул, будучи ещё юношей. Поэтому получается, что если человек любит жизнь, но не кричит о своей любви, а испытывает к ней удовольствие, наслаждается ею, и этот интим не портит внешнюю среду, не вызывает ни с кем споров и ссор, то такое положение уже есть веская причина признать, что в его жизни много любви. Интересно, но он знал, что любовь обладает качеством. Он также…
Страница 47, надо запомнить, правда, фигня какая-то, — так думал Модест Африканович, и закрыл книгу. Хотя он был и молодой человек, ему было всего то — какие-то 47, но усталость на его взгляд стала приходить к нему довольно часто.
Он проснулся от дикой жажды выглядеть лучше, — испить ему чашу самоуважения захотелось, видите ли, подумал Модест Африканович о литературном герое, а может, влюбился.
Зашёл Модест Африканович в ванную комнату, и стал придирчиво себя разглядывать в зеркало, натягивать кожу пальцами и отпускать. Он стал прислушиваться к себе, но игры никаких полных соков им не выявилось. Неужели всё это значит, что я уже на следующем этапе, когда всё начинает уже опадать, спадать либо падать?
Единственно, что он заметил, так это то, что ему пора в парикмахерскую, он позвонил и заказал стрижку, мысль о том, чтобы выглядеть лучше, ему понравилась.