Реальность постепенно завладевала моим телом, размыкая наши объятия…
Голова была тяжёлой, как во время болезни. Ты снова мне приснился. Так реально, так мучительно. Потому что правдиво. Во сне ты был таким, каким не хотел, чтобы я тебя видела — больным и опустошённым. Но всегда ли ты знал, что мне нужно для счастья…
Сквозь открытое окно в комнату начали проникать оживленные детские крики. На улице уже кипела жизнь.
Дети так увлечены игрой, полностью поглощены ею всеми чувствами. Радуются последним жарким дням.
Поймала себя на мысли, что мне так хочется к ним — раствориться в игре, проникнуться этим ощущением захваченности всем существом, забыть обо всём на свете. Просто играть, не думая…
Такие же чувства дарит влюбленность. Та же захваченность, то же оживление.
Это и есть жизнь. Настоящая жизнь во всей её полноте…
Когда все то, что прежде казалось рутиной — даётся теперь просто и легко. И ты готов сразиться со всем миром, потому что сил столько, что не измерить.
Так странно, что все эти ощущения дарит совершенно чужой тебе человек. Совсем недавно вы были незнакомы, и, вдруг, вся жизнь одновременно сужается до двоих и расширяется до бесконечности. И его беды становятся твоими бедами, его радости, его победы — волнуют сильнее своих. Вы начинаете жить в унисон до такой степени, что совпадает до секунды даже частота пульса…
Но если спросят, что ты в нём любишь? Ведь и не найдешься, что ответить.
А чувствуешь, что, словно, желаешь обладать чем-то недоступным и сокровенным внутри него, чем-то неподконтрольным никому и тебе в том числе. И поэтому, сколь бы часто он ни был рядом, ты не можешь насытиться. Тебе всегда мало, до бессильного отчаяния мало… И даже на пике удовольствия, которое вы щедро дарите друг другу, будто ускользает что-то главное, то во что невозможно проникнуть. Никогда… Кажется, что вот она отдается тебе до конца, до самого дна своих тёмных тайн, раскрывается до изнеможения, до слёз… Но снова ты разочарован, снова будто обманут. Ведь должно же быть что-то ещё! То, что позволит, наконец, наполниться до краёв, насытиться до столь желанного покоя обладания…
А вместо этого приходит мучительное ощущение, даже подозрение: а вдруг она или он отдают это другому? Вдруг кто-то другой познал недоступную для тебя сторону? И приходит ревность… Безконтрольная и жгучая, бешеная и раздирающая. И хорошо, если другой умеет милосердно исцелить твои муки: словом или лаской, и ты успокаиваешься на время в бессилии раненого зверя… Но всё равно продолжаешь тревожно втягивать ноздрями воздух, оберегая своё сокровище…
Ох, до чего же ревнивы мы были оба! Как никогда, ни с кем. Нас время от времени, будто во время качки, перекатывало от бурлящей вулканической злости до умиротворяющей обезоруживающей нежности. Ведь причин для ревности не было никаких. Но что нам, двум сумасшедшим дуракам, до того…
И теперь я понимаю отчетливо, как никогда, после моего реалистичного сна, как тяжело тебе было отказаться от меня, как невыносимо отпустить. Но ты хотел сберечь свой образ. Хотел остаться несокрушимым.
Какой же ты глупый… Какой же ты мудрый… Какой же мной отчаянно любимый… До самой тайной глубины, до самого дна…