А Алиса нашла у дверей сироту-ежа. У него мокрый нос и колючий сосновый бок. Ёж не спит по ночам, по периметру стен кружа. Впрочем, как и Алиса — руками обняв висок.

Ждут апрель. Он придёт. Непременно, он обещал. Для него уговор — не пустой бутафорский звук. Знаешь, где-то у моря построен большой причал, там есть яхта и парус, и вёсла, и даже круг.

По весне — красота, да такая — не описать! Воздух пахнет свободой, нектаром, сырой листвой. Персефона — дитя, Персефона — сестра и мать, из ростков и побегов готовит хмельной настой.

И не хочется кутаться в выцветший старый плед с чашкой крепкого кофе, остатком туша камин. А отшельник давно рассказал, как спастись от бед — трогать солнце ладонями, петь и сажать жасмин.

И ещё научил, что у вёсен своя семья — долговязые реки, рыхлящие толстый лёд. Если щука исполнит желанье — держись чутья, от которого ревностно парки ведут отсчёт.

На медвежьей прогалине черти играют блюз. А бояться волков — не ступать ни за дверь, ни в лес. Веришь, даже чертям иногда нужно пару муз. Веришь, даже волкам удаётся спасать принцесс.

Для воды — только память и русло капризных нимф. Если будешь живой, приходи посмотреться вглубь. Герметичность зеркал — пресловутый удобный миф прикасавшихся к ряби покровом дрожащих губ.

Покатай по тропинке клубок и пускайся впрыть мимо черной дыры из подъездов, обрывков крыш. У огня лишь один вопрос — как бы не остыть. Монолитный сфинкс с известковым ртом и могуч, и рыж.

На краю черепахи рождается новый день. Ёж с Алисой болтают ногами и о делах, сочиняя кометам истории про людей. И касаются краешков звёзд два больших крыла.