Я запер дверь свою снаружи,
сам оставаясь изнутри,
но кто-то ключик обнаружил
забытым во входной двери.
Он прицепил его на связку
с дешёвым стареньким брелком
и, уходя, кусок замазки
приклеил за дверным глазком.
Душа-ручей золотоносный
втекает в тело, как в лоток,
через ответы и вопросы
я начал промывать песок.
Я время не часами мерил.
Я время чистое цедил.
Я жил тогда, когда я верил,
когда переставал-не жил.
Цены не зная тем мгновеньям,
но помня их наперечёт,
я дату своего рожденья
убрал и обновил отсчёт:
считал прочитанною книгой,
считал увиденной страной;
платя московскому барыге
за пропуск по цене двойной,
считал услышанным концертом,
ночной вокзальной тишиной,
освобождаясь незаметно
ото всего, что шло за мной;
всё больше делаясь голодным,
глотая жадную слюну,
я наконец-то стал свободным,
в свою поверив глубину;
в свою поверив одинокость,
её я принял, как судьбу,
и полюбил её жестокость,
несправедливость и гоньбу,
её пригорченную сладость,
её засахаренный мёд,
её отчаянную радость,
её необъяснимый ход;
и выйдя где-то на поверхность,
ещё не понимая где,
я превратил свою двухмерность
в непостижимую три-де.
Когда ж меня к знакомой двери
привел неблагодарный путь,
то я тогда её проверил
в другую сторону толкнуть,
и в дверь открытую увидел
себя сидящим взаперти,
и он меня возненавидел,
а я сказал ему «прости».