У меня в голове — бураны, у меня в подреберье — страх. Да поможет Господь мне, странной, оказаться в твоих руках,
Да поможет сойти с нечётких, испещрённых костями троп, безотчётно слепой девчонке, раньше срока упавшей в гроб.
Укротит эту жажду смерти, взгромоздит на твоё плечо, чтоб ты пел про уральский ветер, гладил скулы, румянец щёк,
Обнимал, как отец, как братья, нежил сотни больных борозд, чтоб мне стали твоя объятья слаще дома, лесов и звёзд,
Чтоб забылись огонь и пепел, анестетик пролился в кровь, память пала, а миг был светел, и звучали соцветья слов
Про дорогу домой и планы, как построить нам этот дом, про душистую пену в ванной, где мы будем сидеть вдвоём,
Про мечты и пушистый свитер, мне подаренный в Рождество. И про то, как уедем в Питер, чтоб болтаться в пустом метро.
Как дурачиться будем утром и соседей разбудим в пять. Мне с тобой до того уютно, что охота тебя забрать,
Спрятать где-то на Чёрном море, увезти далеко, украсть, сочинить миллион историй про волшебную эту связь.
Ты же знаешь, она прочнее, чем любой самый крепкий сплав, возвращается к нам Галлеей, из объятий чужих забрав,
Искрой синего аметиста опоясывая каркас. Даже если бежать так быстро, что она не догонит нас,
Всё равно мы в её ловушке, этой связи названья нет. Мне останется быть послушной и идти за тобою вслед,
Увозить тебя к морю, слушать ночью сказки про дом, уют, где рифмуются наши души, где они до утра поют.
Мне останется в атмосфере выжечь прежнее естество, целовать твои плечи, веря непреложно в тебя всего.
У меня в голове — бураны, у тебя на плечах — тепло. Да поможет Господь мне, странной, заползти под твоё крыло,
Да поможет он мне, корыстной, уничтожить бездумный страх.
Ведь отныне, вовек и присно
Я спокойна
В твоих
Руках.