Начинаем мы сразу с того, что в одной книге является случайностью, а во второй — следствием из действий. У Баума ураган, унесший домик Дороти, был случайным, тогда как у Волкова это было вызвано борьбой Гингемы (которая с его помощью хотела нести смерть и разрушение) и Виллины (которая успокоила ураган до того, что он смог поднять только один дом).

Баум: серебряные башмачки Дороти даёт Волшебница Севера.

Волков: серебряные башмачки Элли приносит Тотошка.

Мелкое изменение, которое добавляет кусочек логики — у Волкова Элли неоткуда узнать о волшебной силе башмачков, которая сыграет роль в самом финале произведения.

К таким же мелким изменениям можно отнести тот факт, что у Баума Волшебница Севера исчезает, а вот у Волкова Виллину уносит вихрь.

Опять-таки, вроде бы, сущая мелочь, но у Волкова она создаёт правило — если Гингема вызвала ураган, если Виллина смогла ему помешать — то почему бы волшебнице и для перемещения не использовать этот же ураган?

Дальше, хотя у обоих писателей упоминается, что Железный Дровосек и Страшила, не нуждаются в еде, у Волкова их сущность подчёркивается дополнительно — Страшила ночью сторожит припасы, а Железный Дровосек своим топором вырубает для Страшилы новую дорожную палку. Ну и плюсом к этому — целая глава про Людоеда, где, опять-таки, играет важную роль то, что Страшила соломенный, а Дровосек вооружён топором.

После встречи с Трусливым Львом герои идёт через лес, в котором у Баума живут Калидасы — жуткие чудища с туловищем медведей и головами тигров, а вот у Волкова — гораздо более реалистичные с точки зрения биологии Саблезубые Тигры (хотя, кстати, среди ископаемых саблезубых кошек именно представителей тигров до сих пор не обнаружено).

Ещё одна мелочь — у Баума Королева Мышей говорит Дороти, что надо просто выйти в поле и позвать её, тогда как Элли достаётся специальный свисток. В чём разница? В том, что, во-первых, у Волкова Рамина фактически даёт Элли телефон, устройство, которое помогает её вызвать. А во-вторых, опять-таки, устанавливается правило призыва — позже Бастинда также пользуется свистком для призыва волков, ворон и пчёл.

Схватка с Летучими Обезьянами тоже имеет разное настроение. У Баума обезьяны не трогают Дороти, потому что боятся защитной магии доброй волшебницы, которая поцеловала Элли в самом начале истории, таким образом у Дороти практически присутствует «сюжетная броня» (которая, кстати, срабатывает и в некоторых других местах). Тогда как у Волкова путешествие Элли — это по-настоящему опасное приключение, и обезьяны не трогают её практически из суеверного страха перед серебряными башмачками.

Ну, и опять — там, где у Баума смерть злой волшебницы наступает в результате случайности, смерть Гингемы у Волкова — это результат конкретных действий: Элли замечает водобоязнь волшебницы, а её служанка Фрегоза, с которой девочка сдружилась, выясняет, что Бастинда потеряла все волшебные силы. В итоге против Бастинды назревает восстание, и та, чтобы его предотвратить, торопится раздобыть новый волшебный артефакт — башмачки, в результате чего и погибает.

Сильно укорочена история создания золотой шапки. Если у Баума это история относительно недавняя — времён дедушки нынешнего предводителя обезьян, и в неё речь ведётся ещё об одной волшебнице и её возлюбленном, то у Волкова это очень краткая, но чуть ли не мифическая история о безымянной могущественной фее, которую племя Летучих Обезьян обидело много веков назад.

Случайность убирается и в моменте с разоблачением волшебника. У Баума Тотошка случайно наталкивается на Оза, испугавшись рычания льва, а вот у Волкова обман Гудвина обнаруживается благодаря абсолютно несказочному и неслучайному собачьему нюху.

Во время своего отлёта на воздушном шаре волшебник у Баума просто улетает куда-то «в гости», тогда как у Волкова невольно создаёт ещё один пласт внутренней мифологии, утверждая, что должен улететь на встречу с Солнцем, ещё более могучим волшебником, чем он сам, а уж случившееся случайно на следующий день солнечное затмение окончательно закрепляет эту легенду в головах жителей Волшебной Страны.

Дальше у Волкова опять под нож идут откровенно «мягкие» элементы — лес дерущихся деревьев и фарфоровый город, их заменяет вполне себе реалистичное наводнение. Ну, а потом персонажи Баума встречаются с жителями горы — весьма интересными существами, у которых нет рук, но зато шея способна удлиняться словно пружина, так что они атакуют ударами головой. А вот у Волкова это марраны — очень прыгучие, но при этом просто сильные и атлетичные люди, без особых фантастических изысков.

Ну и, конечно, не стоит забывать всю эту россыпь имён, которые в оригинале были просто Волшебницами, Солдатами да Королевами: волшеницы Гингема и Бастинда, королева мышей Рамина, привратник Фарамант и солдат Дин Гиор, служанки Флита и Фрегоза. Такая мелочь, как наличие имени резко повышает персонажа в статусе, переводя его из воплощения архетипа в живое существо.

Конечно, «Волшебник Изумрудного города» остался сказкой. В нём сохранилось и загадочное маковое поле, и волшебницы, и ожившее пугало, и много чего ещё. Но уже в нём Александр Волков сделал серьёзный шаг в сторону «твёрдого фэнтези», установив для этого волшебного мира более чёткие правила, сделав его чуть более реалистичным, добавив ему «историчности» и даже немного мифологии.

С таким подходом неудивительно, что в следующих книгах цикла различия становятся максимально заметными, хоть сказочные элементы и не исчезают окончательно. Там где у Баума остаётся «мягкое фэнтези», сказка с ожившим диваном, добрыми волшебницами, вечно молодыми детьми в остановившемся времени, у Волкова чем дальше, тем «твёрже» — у мира появляется своя мифология, добрые волшебницы уходят со сцены, лев стареет с нормальной для льва скоростью, проблемы решаются не только с помощью магии, но и с помощью научно-технических знаний, а колдовство в большинстве случаев спускается до уровня «невероятно живучей травы» да «усыпляющего источника воды», а история с огненным богом Марранов так и вообще построена на религиозном обмане, а не использовании злого колдунства.

В итоге там, где в американской культуре прочно обосновалась волшебная сказка Баума, в России шла повесть