День отражается в трюмо
высотных сомкнутых экранов,
и тает солнца эскимо
на стрелке башенного крана.
Беспечно прислонясь к плечу,
щекой скользну немного выше —
и, удивлённый, ты услышишь,
как многословно я молчу.
Закат растягивает тени —
и ночь печатает ступени
ещё не пройденных шагов.
Молчим, в безмолвное отчалив…
А всё, что мы недомолчали,
слизал февраль — и был таков.