Сегодня я освободился раньше. Я повернул ключ так неохотно… Что мне эта квартира?! Я понял, что дом создают люди, а не стены. Я уже привык, к этой просто холодной коробке, где я просто коротаю ночи, а на утро стараюсь как можно скорее сбежать от сюда.
Но сегодня всё было не так… В свою ли квартиру я попал? Здесь не темно, одиночество и табачный дым не делят по привычке это и без того скупое пространство. Стоит давно забытый мной аромат домашней еды, что тянется с кухни и манит меня на тёплый свет в конце коридора. Господи, трижды проклятый я своим же организмом за образ моего питания, если это вообще так можно назвать, сейчас несказанно ликую. Я, стараясь не издать ни малейшего шума, положил ключи на полку и начал двигаться на тот тёплый свет и одурманивающий запах. С каждым шагом в моём сознании отдалённо слышные знакомые мотивы собирались воедино. Я остановился посреди коридора, когда мне открылся обзор кухни.
Она полуголая, простите за подробности, танцевала у плиты под её любимые песни, крутя в руке ложку. Уже растрепавшиеся утренние локоны, падающие на острые плечи, в этот момент были непозволительно роскошны. Такая свободная… Летящая, воздушная, нежная. Босая на полу пальцах она кружилась у окна. Её ноги… Я ведь всегда не мог отвести от них взгляда, но сейчас могу позволить себе спокойно наслаждаться, не контролировать и не скрывать, прежде всего от самого себя, что они мне не безразличны. Она! Она мне не безразлична! Точёная талия и руки, что словно рисуют по воздуху… Танцующие бёдра. Конечно… Чёрт, как тут не упомянуть?! Было бы преступлением. Хотя она и есть преступница. Так умело украла сердце, даже не прикасаясь.

Когда-то мы были вместе, но тогда я потерялся, запутался, копался в себе, строил планы великого будущего и отпустил её. Упустил! Это моя самая большая ошибка, признаю. То, что она всегда была рядом, стало для меня нормой. Я перестал это ценить. Но когда люди уделяют нам малейшее внимание или отдаются полностью, мы не должны воспринимать это как должное. Нет, они нам ничем не обязаны. Я должен ценить, что человек интересуется мной, моей никчёмной пустой жизнью, что помнит какие-то мелочи, знает, что мне не нравится и чего я боюсь. Когда просто так, без причины спрашивает: «Как жизнь?», потому что просто вспомнил обо мне. Как и я, проходя в другом конце города мимо незнакомого мужичка, продающего её любимые цветы, покупал их и, оберегая каждый бутончик, тащил по автобусам, чтобы просто увидеть её улыбку этим вечером. Я знаю, что она это ценила. Она всегда меня встречала так светло улыбаясь, а я переступал порог квартиры, доставал из-за спины букет и думал, что все цветы в этом мире цветут именно для этой женщины. И только один цветок для меня — она. Она целовала меня в щёку, а после звала скорее на кухню, пока ужин горячий. Я пытался запомнить каждую секунду каждого вечера, проведённого с ней.
Всё это время, что мы не виделись, мне говорили не спрашивать о ней и даже не думать. Говорили забыть. Но они все не знали её так, как знал я. Такую попробуй забудь! Читая любую книгу, между строк я замечал не скрытые смыслы, а что скучаю по ней, хотя о ней там не было ни слова. Я вообще часто и беспричинно это замечал. Засыпая под дождь, стук капель о стёкла мне уже не казался таким смиренным. Я теперь не хотел спать, я теперь не был готов подчинятся его воле. А вот её голос… Я всегда думал, что если бы она сейчас была рядом, обязательно задала какой-то неожиданно странный вопрос, отвечая на который я бы точно сломал мозг, но беспрекословно ответил. Её голос звучал у меня в голове. Всегда. Я будто слышал её в толпе и не терял надежды, что она может оказаться там, где точно не может оказаться. Заваривая изредка чай, я думал о том, что она делала это как-то иначе и о том, что с нашей разлуки я почти вовсе перестал его пить. Наверное, я не очень то и люблю чай, просто раньше он был лишним поводом провести время вместе за душевным честным разговором, сидя друг напротив друга за небольшим кухонным столом, не включая свет. Нам было вполне достаточно мерцающего уличного фонаря за окном и наших сияющих глаз.
И вот, не так давно она всё-таки оказалась там, где не могла оказаться. Она вернулась в наш город. Мы случайно встретились и поняли, что наша история не закончена. Я заметил слёзы в её глазах, когда мы молча стояли и смотрели друг на друга, как идиоты, пока нас не понесло течением толпы. Но в тот миг я решительно дал понять и себе, и ей, что больше не позволю отпустить её руку.

И сейчас, когда я наблюдаю за моей любовью, задорно танцующей на снова нашей кухне, я чувствую жизнь. Я осознал, что у меня есть дом. Я впервые за долгое время хочу здесь остаться, не убегать от реальности, потому что с ней моя реальность прекрасна. Каждый раз, когда я говорил, что она красива, она смущалась и смеясь отвечала:
— Да, я как бабочка. Красивая, но бесполезная.

Она была права только в первой части этой слишком скромной для неё фразы. Бесполезная… Да она — мой смысл, повод любого моего действия. И я уверен, не только моего, что, кстати, злит меня. Поклонников её лика не счесть. Но какой же я дурак, что не ценил, её выбор меня среди них всех.
Я с ней не потому, что она красивая, озорная и многим нравится, а потому, что мне НЕ всё равно на то, что она нравится уж больно многим. Глупо переубеждать себя, что это ничего не значит. А я не глупец. Меня абсолютно не устраивает, когда она смотрит на кого-то ещё тем же взглядом, что и на меня. И мне крайне не нравится, когда в компании меня и какого-то там её знакомого она улыбается ему, а не мне. Я вгоняю её в рамки, сковываю свободу? Нет, по крайней мере, я точно этого не хочу. Я хочу её… Хочу её себе. Чтобы для меня, чтобы моя и только. Я эгоист? Пускай так! Если она стОит этого презрительного звания для меня, я согласен. На что угодно. Называйте, как хотите. Ведь если она зовёт меня любимым, мне плевать на домыслы всех остальных.

Я никогда не отличался романтичностью и из рыцарского у меня только платок в кармане. Кстати, это она сказала, что платок — то немногое, что осталось от рыцарского духа.
Как-то давно, когда мы ещё не были парой, наши общие друзья пригласили нас на одно солидное мероприятие, куда я, как принято, надел свой самый аристократичный костюм. В какой-то момент она подошла поправить мой галстук и проронила:
— Я никогда не понимала, зачем нужен платок в кармане мужского пиджака…
А я ответил:
— Чтобы предложить. Иногда женщины плачут… Мы носим платки для них.

Я благодарен себе за этот неосознанный и искромётный подкат. Она оценила. Мы начали встречаться именно после того вечера. Да, я был действительно хорош. Уж не знаю, моя ли лично это заслуга или моего великолепного костюма.

Я всегда боялся говорить о своих чувствах и о чувствах в принципе. В таких беседах я будто превращался в мокрого от дождя котёнка, которого все норовят пожалеть. А я ненавижу жалость. Наверное, потому, что меня никто не жалел, когда я в этом нуждался. Я винил себя за каждое произнесённое «люблю», за каждое, казалось, лишнее и откровенное слово о себе. В те времена она говорила:
— Я вижу, что у тебя на душе что-то происходит, но я не понимаю, как тебе помочь. От этого и мне становится плохо. Скажи хоть слово…
Я холодно бросал:
— Оставь это, ты слишком много думаешь.
— Да, ты прав. Поэтому, если ты не дашь мне ответ, поверь, я найду его сама. Но в таком случае у тебя не будет ни единого шанса оправдаться, если я что-то пойму не так.

Мы так боимся показать человеку, на сколько он важен для нас, сказать, как много он значит, стесняемся кричать о своей любви. Разбегаемся, потому что недопоняли, недосказали, недокачали, недолюбили. Недо, недо, недо… Додумываем за других, боимся задать вопрос, уходим, забываем. Нам страшно…
А отпустить… Нет! Упустить человека… Разве не это страшно?! Потерять. Человека. Навсегда. А вместе с ним потерять себя! Потерять смысл всего и увязнуть в одиночестве. И не потому, что ты один в этом тленном мире, нет. Во круг много всяких, разных, предельно понятных, но крайне неинтересных. А потому что рядом нет твоего: непонятного, странного, непредсказуемого, иногда безрассудного, но этим манящего, интригующего. Потому что рядом нет нужного, ценного, любимого. Потому, что рядом нет смысла. И просто потому, что, оказывается, никого и никогда больше не было рядом, кроме него. Когда так невыносимо, когда ломает, когда ты становишься синонимом слова слабость, когда сливаешься с пустотой.

Но сейчас я тихо подхожу со спины и танцую вместе с ней. Она не ожидала меня увидеть. Я не предупредил, что вернусь раньше. Она ещё не успела приготовить ужин и не побежала к входной двери встречать меня. Мы вальсируем по кухне и сейчас кто-то, стоящий на улице, случайно поднявший голову видит в нашем окне силуэты самых счастливых людей. Человека, признавшего и исправившего свою главную жизненную ошибку и человека, давшего для этого второй шанс. Двоих влюблённых, которые больше не боятся своей любви. Что может быть интимнее, чем видеть за холодом и суровостью мягкость и тепло, показанные только тебе?! Я понял, что жизнь всегда будет предлагать одинаковые сценарии, пока ты не сыграешь свою роль так, как нужно. Честно и отдано.

Я откровенничаю:
— Знаешь, мужчины годами завоёвывают крепости. И ты — самая трудная осада в моей жизни.
— Глупый ты… Просто крепость сама решает, когда и кому ей сдаться.