Такие, как ты, остаются одни, и хотят, чтобы их любили.
такие, как ты, подбирают для боли самый красивый слог.
ты говоришь: «Бес, затерянный в кадрили»,
я говорю: «Бог».
я бы подносил букеты к твоему изголовью…
кладбище тоже пестрит цветами, но какой от них толк?!
я говорю: «зверь… молящий о ласке, истекающий кровью»,
ты говоришь: «волк».
по прокуренным кабакам я шатался, ища покоя.
я пытался за ворот себя достать из дерьма.
я почему-то решил, что ты — моя воля,
а ты оказалась — тюрьма.
ты нарушила ритм, но сердце продолжило биться.
я переставил иконы и снял с руки красную нить.
я говорю: «невозможно в тебя не влюбиться»,
ты говоришь: «тебя невозможно любить».
мне твердила ещё живая твоя натура,
что прощание — это боль… но это кромешный ад!
я говорю: «любовь — это микстура»,
ты говоришь: «яд».
пускай сердце — храм, тогда я атеист. некрещёный.
мы не чета. я — сучий сын, ты — сущий дар.
я говорю: «я — холодный и обречённый»,
ты говоришь: «я — пожар».
мне в горло вцепилась агония. жестоко, двумя руками.
душит бессонница-сволочь или проклятый грипп.
или тот крик, что нарекают стихами…
литература, которой зовётся душевный хрип.
нельзя раздавать одну колоду и на Дьявола, и на Бога.
встретив тебя, я понял, что омут действительно тих.
ты сидишь на чужих коленях, строя из себя недотрогу,
а я выбираю покорно стоять на своих.
во мне угасает страх, но закипает кровь.
я нарушаю закон, и честно иду на суд.
я называю всё те же шесть букв — л ю б о в ь,
ты тоже называешь — а б с у р д.
ты не первый мой шаг, но ты первый отказ.
сорваны тормоза и риск уже не равен нулю.
ты — мой жгучий азарт. это мой первый раз.
первый раз… когда я правда люблю.