Он лежал по правую руку от меня и не давал покоя уже час.
Он — это замечательный парень по имени Башир. Друз из галилейской деревни Израиля.
— А вот скажи. Вот русские девушки, они почему такие? Почему они строят из себя неизвестно что?
— Откуда я знаю? Я как встречаюсь — сразу женюсь, — чтобы отвязаться, брякнул ему я.
А вот тут он замолчал, подождав пока змеиный вой очередной мины пронесся над нами.
— А я вот, я ведь ухаживаю за ней, даже вожу ее поесть в хорошие рестораны, а она даже не смотрит на меня и есть вообще отказывается. Ей не нравится наша еда. Сидит и смотрит в окно. Потом, правда, разрешает проводить домой. Мы почти не разговариваем. Она плохо говорит на иврите.
Я понял, что мне не отвязаться, и начал объяснять, переждав очередной разрыв мины от Хесбаллы.
— Вот смотри, она культурная девушка из большого города. Принцесса. Ты тоже принц, но пустыни. Вы разные, понимаешь? Ты был в театре или на концерте каком-нибудь? Или… Он горячо перебил меня:
— Да, был. Я все время на свадьбах слушаю музыку. Я люблю музыку.
— Как ее зовут? Откуда ты ее взял-то?
Его глаза мечтательно затуманились, и он с жаром начал рассказывать.
— Она такая… Таких не бывает. Ее зовут Тания. Она из города, где есть шпель и много замков. Там весь город, как музей. Одни замки. Видел фото. Она очень красивая, и у меня никогда не было такой девушки. Я ей помог колесо поменять возле Хайфы. Ну и оказалось, что она отсюда, с Севера Израиля. Начали встречаться. Я иногда приезжаю под ее дом и просто стою, смотрю на ее окна. Она про это не знает. Но мне тепло вот тут.
И он показал рукой на бронежилет в районе сердца.
Шпель. Я понял, что он имел в виду шпиль Адмиралтейства, и она скорее всего из Питера.
— Ты влюбился, брат мой. Так бывает. Брось. Она не для тебя, а ты не для нее. Зачем мучить себя? Или знаешь. Если уж так ты не можешь без нее, играй по ее правилам. Купи ей цветы. Красивые. Пригласи в театр. Оденься в костюм.
Он чуть ли не записывал за мной, лёжа на грязной земле и пригибая голову.
— Костюм у брата со свадьбы есть. А цветы какие? И театр на русском должен быть?
И мама мне говорит, зачем тебе эта русская, грустно добавил Башир.
А я, как глаза закрою, так прямо вижу ее волосы, грудь …
Он бы продолжал дальше со страстью перечислять все ее нескончаемые достоинства, но нас поднял в атаку командир роты.
После боя мы сидели кружком, курили и молчали каждый о своем. Адреналин весь вышел, очень хотелось жрать и спать.
Башир, получив свой телефон назад, куда-то названивал.
Потом сев рядом тихо сказал:
— Звоню ей третий день. Не берет трубку. Обиделась. Я ей сказал, когда был дома, что так не одеваются женщины у нас. Она даже, когда злится, очень красивая.
Он закончил это говорить и улыбнулся сам себе.
— Ну ничего. Вот вернусь, куплю ей цветы и пойду на русский театр с ней.
— Молодец, правильно, — похвалил я его и вскрыл банку консервов.
На его похоронах были все, кто не был на линии огня в этот момент. Благо, деревня была тоже на севере. Друзы умеют давать уважение своим героям. Он и был героем. Его зажали, а он, как мог, держался до конца. Около деревни Бинт Джабиль.
Много было ребят в форме. Было много родственников Башира. Вся деревня. Почти все наши.
Только в стороне стояла одна девушка с типично европейской внешностью. Не решалась подойти ближе. Молча плакала и куталась в большой платок, несмотря на июльскую жару.
Это была Таня.