Ей нравилась пёстрая уличная лента из людей, зонтов и машин. В ней отзывалось атмосферное течение дождливой реки. Вот она мечта — быть в эпицентре питерского шторма. Ей нравились экспромты уличных музыкантов с немыслимым смешением стилей: вот он концерт Виктора Цоя, а на Лиговке уже слышен вальс Шопена. Ей нравились искры, летящие с трамвайных проводов, они словно чертята с булгаковских страниц неожиданно выскакивали и растворялись в неизвестном направлении. Симфония автомобильных гудков, мчавшихся по проспекту в обгон экипажей с лошадьми, в которых сидели никуда не спешащие гости северной столицы. Контраст времени. И конечно, эти наглые чайки, которые без приглашения присоединялись к любому завтраку под открытым небом. Ей нравилось это странное смешение людей всех должностей, классов и сословий, заполнявших широкую пешеходную зону Невского проспекта, это чертовски странное соседство элитных бутиков с убогими точками фастфуда, европейские глянцевые лица девушек и их наряды, не уступающие подиумам Парижа или Мадрида, на контрасте с оборваннымм грязными куртками бездомных людей, имеющих регистрацию прямо здесь в центре культурной столицы на ступеньках метро. Ей нравился аромат кофе, который звучал из каждой кафешки. Она шагала словно по разделительной полосе таких разных, но таких интересных жизней. «Жить в Петербурге — плохая примета», писал Достоевский, но для нее это стало счастливой приметой.
Мы сами себе счастливые приметы.