Дни катились в зимней спячке пёстрым колесом.
Он был первым настоящим в её жизни сном.
Может, видела немало и любила в них,
Но ни разу не бывало счастья на двоих.
Он о ней почти не помнил. И она — едва.
И к утру бездумно-сонно никла голова
В бесконечные спирали трехминутных грёз,
Где их мир был идеален — слепо, но всерьёз.
Он не таял от знамений эйфории сна,
И в тепло своих коленей куталась она.
Мог ли знать их разум бренный гул сердечных бурь,
Подливая внутривенно в алый цвет лазурь?
Кровь сворачивалась быстро в предрассветной мгле,
Прогоняя дикой рысью сны, что на земле
Были ей туманной дымкой, памятью тепла,
Для него — тем фотоснимком, где она жила.
Бесконечность параллелей выплетала путь.
И никто из них не верил в счастье — хоть чуть-чуть.
Он был ей последней плахой. И сквозь тьму окон
Приходил на мягких лапах к ней в шерстистый сон.