Три женщины

Он был молод и наивен, когда встретил её — свою Первую Женщину. Замужняя, взрослая, красивая, открыла перед ним волшебный мир чувственных запретных восторгов. Теми редкими ночами, когда муж куда-то уезжал, а они оставались вдвоём, сотрясая грешными объятиями супружеское ложе, едва отдышавшись, шептал ей:
- Я не могу жить без тебя, брось его, давай куда-нибудь уедем, будем жить вдвоём, вместе засыпать ночью и просыпаться утром…
Улыбаясь в темноте, она гладила его по плечам и молчала. Женщина была слишком взрослой, чтобы понимать — это никогда не случится.

В эту девочку он влюбился с первого взгляда. Ей едва исполнилось восемнадцать, она была хороша своей свежестью, чистой кожей, наивным взглядом серых глаз. Его Вторая Женщина. Едва прикасаясь к ней, трепетно целовал розовые губы, не знавшие помады, прижимал к себе худенькое хрупкое тело и, зарывшись лицом в пушистые волосы, шептал, словно заклиная:
- Я люблю тебя. Ты дождись, сбереги себя для меня. Переделав все свои важные неотложные дела, я вернусь, чтобы больше никогда с тобой не расставаться.
Уехав, писал письма, а девочка становилась взрослей и вокруг было столько соблазнов, что трудно оказалось устоять. Когда, наконец, он, так и не завершив всех важных дел, вернулся к ней, то почти не узнал. Она была всё та же и не та… Губы накрашены, глаза умны и холодны, объятия требовательны. Проведя с ней несколько восхитительных дней и ночей, уехал.

Его Третья Женщина была и не очень красива и не очень соблазнительна, но именно с ней он создал семью, родил детей.

Иногда, приезжая в свой родной город, встречал свою постаревшую Первую Женщину. Давно овдовевшая, была благодарна ему за ту радость, которой он скрашивал ночи её одиночества, угасающий женский век. Только всё сокрушалась, что грех это большой спать с женатым и уговаривала принять крещение. Мужчина, смеясь в ответ, целовал её увядающее тело и думал, что ни с кем и никогда ему не было так хорошо, как с ней.

Его Вторая Женщина сама прилетала к нему, успев несколько раз выйти замуж, разойтись, и с одним из мужей упорхнуть за океан. Богатая, успешная, руководила вместе с мужем какой-то крупной фирмой новых технологий. Покупала билеты, и он улетал с ней то в Италию, то в Норвегию, то ещё куда-нибудь. Безумно уставал от этих поездок, таскался за ней на какие-то встречи, презентации, выставки и музеи, посещал рестораны, где их кормили причудливой чужой едой, от которой у него, привыкшего к домашней стряпне жены, потом долго болел живот. Одаривала дорогой одеждой и обувью, совершенно не нужными ему кошельками, шарфиками и брелками.
Лишь поздно ночью на чужой гостиничной кровати сбрасывала маску деловой женщины, отключала мобильный телефон и таяла от его ласк, покоряясь всем желаниям и прихотям. Черты лица смягчались, проступала та, давно забытая непорочная девочка, которую мужчина любил больше всех на свете. Ради этих мгновений был он готов улететь с ней хоть на Луну.

Третья Женщина, его жена, была терпелива и молчалива. Сидела рядом дни и ночи напролёт, когда он заболел. Вторая Женщина присылала из-за океана новейшие лекарства, а Первая ходила в церковь и молилась за его выздоровление.

Уже несколько лет подряд в урочный час женщины встречаются на городском кладбище.

Вторая Женщина уплатила сумасшедшие деньги, чтобы тело не кремировали, а похоронили в земле, поставила дорогущий памятник с его портретом, на котором он совсем не был похож на себя, договорилась с ритуальной службой, чтобы могила была всегда убрана, ухожена и в вазе стояли живые цветы. Прилетев за день раньше, приходила первой, сидела, молча плакала, глядя на белые штрихи на чёрном камне, изображающие его лицо, и дожидалась остальных. Вот, опираясь на палочку, медленно приходит Первая, стоит и долго крестится, молится, беззвучно шевеля губами. Подходит Третья, не плачет, крепко сжав сухие губы. Обводит взглядом остальных, выжидает полчаса и бросает:
- Пошли.
Все приходят к ней в дом, где он прожил последние годы и умер, где из года в год накрывается щедрый стол, зажигается поминальная свеча. Женщины пьют, закусывают и поминают усопшего.

Первая Женщина думает, что только её он любил больше всех, так как первая — никогда не забывается…

Вторая, самая молодая, смотрит снисходительно на двух старух, сидящих рядом, и думает, что если бы не они, он ни за чтобы с ней не расстался, потому что любил её больше всех…

Третья, вдова, подаёт и убирает со стола, моет посуду, подметает пол и, когда все уходят, думает о том, что здесь был его дом и семья. Любовь это или нет, но он всегда возвращался к ней.

Душа мужчины согревается в пламени свечи, радуясь, что ему повезло при жизни любить и быть любимым такими Тремя Замечательными Женщинами.

КОНЕЦ
19.02.2014

— Карин Гур

**
Ключи от счастья женского

Я была влюблена в него долго, до тех пор, пока не отдала ключи, а как отдала, всё — расправила крылья и полетела как птица…
А было это так…
Иду по нашей улице, уже вечереет, фонари зажигают, народу никого, пусто.
Как всегда на прогулку, надела своё любимое платье и зонт взяла, я всегда беру с собой зонт, за ним так удобно от случайных прохожих прятаться.
Догоняет меня ОН, как всегда, с тросточкой, молчит, смотрит в мою сторону, и шляпой лицо загораживает. Тоже, наверно, от случайных прохожих.
Только когда поравнялся, из кармана связку ключей к моим ногам раз и бросил. Прошёл чуть-чуть, оглянулся, глазами на ключи показал, чтобы взяла, и ушёл.
Я удивилась, но ключи подняла, не валяться же им на улице.

Где те двери, которые этими ключами открываются, я, конечно, хорошо знала.
И вот я уже ключи перебираю, этот от подъезда, этот от лифта, а этот — длинный такой, под старину, от квартиры.
Лифт почему-то старомодный, такой, в котором насквозь всё видно, двери громкие и снизу шнур болтается.
Ключом под старину открыла дверь в квартиру, тихо вошла и стою, смотрю, куда бы ключи положить, я ведь на минутку только и зашла.
В квартире — всё пусто, тихо и — двери. Только у входа, слева, большое зеркало в белой оправе с ангелочками.
Ни столика, ни полочки — ничего горизонтального, куда бы ключи положить, только пол, но не кидать же их куда попало.
Прихожая, как и раньше, была маленькая. Но теперь вместо одной двери — три.
— Евроремонт с перепланировкой, — подумала я, — и мне как-то стало не по себе: надо было идти куда-то дальше.
Открыла ту дверь, которая оказалась ближе. За ней — зал, пустая такая комната, белая, и вся в зеркалах.

Вернулась в прихожую, открыла ту дверь, что была справа. А там женщина какая-то, прямо как факир, тряпки откуда-то достаёт и вверх подкидывает, всю комнату затряпила. Ничего себе, молодая, с причёской, но без лица.
— Я, — говорит, — его жена. А Вы кто?
— Я, — говорю я, — Никто, я вот Вам ключи принесла, ОН потерял.
— А я вот сейчас милицию вызову. И за телефон хватается. — Вы, наверно, воровка или ещё хуже какая-нибудь журналюга проклятая.
Тут мне опять стало не по себе и говорю:
— Да не расстраивайтесь Вы так. Он мне сам ключи передал. Просил дождаться.
Ладно, — говорит, — тогда идите в соседней комнате дожидайтесь.
Хожу я по пустой, белой комнате, зеркала разглядываю. Уж очень у них рамы были хороши, узоры, листья, а на этом сверху, дама обнажённая и грудь у неё дышит. Особенно хорошо было одно зеркало, во всю стену.
Вскоре и он пришёл, но меня, конечно, не заметил, я сбоку стояла. Подошёл к зеркалу, которое во всю стену, и себя разглядывает, лицо таким приятным сделал, а в других зеркалах — отражения, и ОН уже не один, его много…
Тут вошла его жена.
Вот, — говорит, — тебя дожидается.
А ОН опять молчит, только глазами на дверь показывает. Сам вышел и я за ним.
Спустились мы с ним вниз по лестнице, Он — впереди, я — сзади. Идём рядом и закрываемся друг от друга — он шляпой, я — зонтом. Перешёл через улицу и прямиком в какой-то то ли трактир, то ли бар.
Показывает мне глазами на столик, что напротив двери, а сам идёт к стойке. Купил шампанское, два бокала несёт, улыбается уголком рта, только лица приятного, как перед зеркалом, не делает, лицо какое-то невыразительное.
Только он сел, а дверь входная, она у него за спиной была, сразу открылась. Тут уж я ему глазами на дверь показываю и под столом ключи отдаю.
Вот и всё. После того случая я расправила крылья и полетела как птица, а то, как в силках была… Но зонт, по-прежнему, всегда при мне, мало ли что, а при нём — шляпа да ещё, конечно, и трость…

— Нана Белл