Девочка была одета в старую, но чистую куртку, башмачки, местами облезлые, клетчатое платье. Возле нее стоял картонный ящик, на котором были разложены вышитые носовые платочки и черепашки из бисера. Волосы медового цвета, вздернутый носик. А вот глаза — удивительные, фиалкового оттенка, не синие, а больше фиолетовые. В обрамлении длинных пушистых ресниц. Такие увидишь — никогда не забудешь.
Рядом с ней бойко торговали дарами сада бабульки. Мужчина и женщина, вышедшие из «Мерседеса» и направляющиеся в расположенную неподалеку контору нотариуса, уже прошли мимо. Как вдруг женщина вернулась. И встала напротив девочки. Та приветливо улыбнулась ей. Незнакомка взяла сделанную из бисера черепашку. Ее руки дрожали.
— Лика! Ну, что ты там встала? Мы опаздываем! Надо забрать пакет документов и уже уезжать отсюда, — раздраженно произнес ее спутник.
Это был яркий брюнет лет 35-ти, в деловом костюме. Его можно было бы назвать красивым, если бы не жесткая складка у рта и не угрюмое выражение лица.
— Леша… Смотри. Черепашка, — сказала его спутница со слезами на глазах.
Она тоже была очень печальна, эта эффектна блондинка в темном платье.
— И, что? Пошли, некогда, — мужчина уже почти развернулся.
Но, тут услышал шепот:
— Яночка таких же делала. Помнишь? Яночкиных черепашек…
Он сжал кулаки. Кровь отлила от лица и оно стало совсем бледным. Нет. Он не хотел помнить. Никаких черепашек. Слишком много этой боли, с которой они не могут справиться уже год. Его золотоволосая принцесса снится почти каждую ночь.
Сколько можно жить с этой невысказанной виной? Каждый день он ругает себя, но нет прощения, не искупления. Сам был с шестилетней дочкой во дворе. Она играла с мячиком, его отвлек звонок. А дальше все, туман и пропасть. Мячик, который катится в никуда. Его дочка на асфальте. Компания этих придурков, которые ехали с клуба. Они вышли из автомобиля еле держась на ногах. И не ехали по двору — летели. То, что наказали, ничего не изменило. Яны нет. Больше нет. И как бы не говорила жена, что он не виноват, себя простить не мог. Он обожал дочь, жил ею. А теперь… не живет. Ходит, как робот. Ест, спит, занимается делами, но не живет. Хочется забыть, а теперь вот… черепашки. Подошел. взял в руки одну. Да, Яна делала таких же. Удивительно.
И он впервые посмотрел на девочку, которая их продавала. Бедно одетая. Его дочь ходила в самых красивых нарядах. Что за родители, которые разрешают ребенку торговать на улице этими черепашками? Он уже готов был это озвучить, но тут вмешалась жена.
— Хорошенькие такие! Сколько стоят? Я куплю. Всех. И платочки, — произнесла Лика.
Девочка аккуратно сложила вещички, протянула в пакетике.
— Спасибо вам, тетя. Что всех купили. Но это же очень дорого, триста рублей. Давайте я вам скидку сделаю? На 50 рублей меньше. 250 тогда всего, — улыбнулась она.
Алексей нервно хохотнул. Дорого? Триста рублей? Для него вообще в природе не существовало этой суммы, копеечной.
— Охота тебе этих жужелиц делать за такие смешные деньги? На шоколадки не хватает? А мама с папой почему тебе денег не дают? — произнес он, несмотря на протестующие взгляды жены.
— Это не на шоколадки. Мне хлеб надо купить, молоко, кашу. Обрези на суп. И если останется, то маме еще на апельсин, — ответила юная продавщица.
Мужчина почувствовал, что покраснел. Он давно забыл про то, что люди могут жить так. Считая деньги. Когда-то сам мечтал вылезти из этой трясины. И вылез. Поднялся. Теперь у него есть все. Кроме дочери. Он отдал бы не сомневаясь, все. Пусть бы жить в какой угодно хибаре, все наживное. Только бы увидеть снова Яну, взять ее на руки.
— У ней мамка инвалид. Много на лечение надо еще. А девчушка хорошая, вы не сомневайтесь. Мы тут ее иногда прикрываем. Нельзя же торговать-то. Говорим, что внучка, если что. А им и эта копейка вперед. Анечка после школы и уроки сделает, и сготовит. Мать накормит, потом сюда идет со своими черепашками да платками. Рукодельница она. Все свободное время мастерит! — вмешалась в разговор бабушка, продающая огурцы.
— Значит, тебя Аня зовут? А папа ваш где? Мать болеет, а он? — резко спросил Алексей.
Девочка не обиделась на вопрос. Подняла на него глаза и просто сказала:
— У меня нет папы. И не было никогда. А у мамы ножка сохнет. Она почти не может ходить. Только по комнате.
— Извини, — Алексею стало неловко.
Он открыл бумажник, достал пачку купюр, при виде которых расширились глаза всех, кто торговал рядом.
— На вот, возьми! — протянул деньги девочке.
— Нет, дядя. Спасибо. Но тетя мне уже дала деньги за черепашек. Не надо больше, — Аня помотала головой.
— Бери, говорю. Купишь матери еды, себе там, да вон хоть куртку. И сладостей! — улыбнулся он.
— Нет, спасибо. Это ни за что. Значит, нельзя брать, — она взяла свой ящичек и приготовилась идти.
— Хорошо тебя мама воспитала. И имя у тебя очень хорошее, — погладила ее по голове Лика, жена Алексея.
— А меня как цветок зовут. Мама рассказывала, что папа, когда за ней ухаживал, всегда ей приносил анютины глазки, — отозвалась Аня.
— Ты держись. Хоть и трудно! — на глаза Лики навернулись слезы.
— Дорогу осилит идущий! Так мама всегда говорит. Спасибо, тетя, что купили черепашек, — и девочка ушла.
Спустя немного времени, забрав у нотариуса необходимые бумаги, Алексей и Лика выехали из города. Он хмуро смотрел вперед, какая-то мысль рвалась наружу, но он никак не мог вспомнить…
— Леш, а ведь у этой девочки твои глаза. Разве так бывает? — спросила жена.
Он резко нажал на тормоз.
— С ума сошел! Я просто так сказала! Просто редкий цвет, ближе к фиолетовому, ну мало ли, совпадение. Извини, глупо было с моей стороны, — Лика пробовала обнять мужа.
Но тот, крикнув, чтобы она садилась в машину, резко развернулся и помчался назад в город, из которого они только что уехали.
— Что происходит? Зачем мы возвращаемся? Леша! — закричала Лика.
— Сколько ей? Девочке этой? Лет, как думаешь? — он повернулся к жене.
— Лет десять. Да что происходит-то?
— Это моя дочь, — свернув к обочине, он остановился.
Уронив голову на руль и заплакал.
— Я тогда… С девушкой одной дружил. Любил ее очень, жениться хотел. И я действительно носил ей эти самые анютины глазки. А еще, когда я ее бросил, высказав все, что о ней думаю, она эту фразу произнесла, как моя… Аня сегодня. Что дорогу осилит идущий и они не пропадут. Я еще думал, что она имела ввиду себя и Ваську, друга лучшего моего. А значит, она про себя и ребенка говорила, — Алексей остановился и предложил жене пересесть за руль.
Руки его от волнения тряслись.
— Почему вы расстались? — спросила Лика.
— Я пришел к ней, а она спит на диване. И Васька рядом. Потом давай глазами хлопать, мол, ничего не было, ничего не помню. Ну, а Васька… Она ему всегда нравилась, только предпочла меня. Тот, конечно, все рассказал. Полина, мать Ани все отрицала, плакала, но я ей не поверил. Уехал из города. Если бы не эта квартира от дядьки, ни за что не вернулся бы сюда, — вымолвил Алексей.
— Она похожа на тебя. Лицом — копия ты. Только волосы светлые. Глупо. Ты свою собственную дочь не узнал. И мне об этом никогда не рассказывал, — усмехнулась жена.
— О чем, Лика? Это ошибка молодости, может, — он попробовал погладить жену по щеке.
— Ошибка? Очнись, Леша. Твоя дочка одетая кое-как продает черепашек, чтобы купить хлеба! Родная дочь, Леша! Да как ты можешь? — воскликнула жена.
Он никак не мог. Поверить в это. Но без всяких ДНК, чувствовал, что Аня — его дочь. Он смотрел в свои собственные глаза на ее лице. А еще она делала таких же черепашек, как их Яночка. Они, получается, сестренками бы были…
На том месте, где они расстались с Аней, последняя из бабушек приготовилась уходить, взяв складной стульчик.
— Постойте! Я здесь… мы тут были. Девочка, с черепашками. Аня. Где она, скажите, где живет? Город маленький, наверняка вы знаете, — Алексей принялся умолять бабушку дать адрес.
— Это очень важно! Мы помочь хотим! — принялась уговаривать и Лика.
— Да вон, общежитие. На третьем этаже, там, за общей кухней сразу, — ответила старушка.
Он не помнил, как быстро взбежал по ступенькам, жену тянул за собой за руку. И тут они услышали тихий вскрик. Алексей метнулся к кухне. Там, у стенки, стояла его дочь. А рядом — несколько подростков.
— 50 рублей мало! Еще давай! Давай, иначе в следующий раз всех твоих черепах в колодец скинем! — произнес мальчик лет 15.
— Нет. Не дам. Мне еще маме надо купить. Не дам, нам есть нечего! Уходите! — девочка что есть силы сжимала в руке деньги.
— Отошли. Все от нее отошли, ну, быстро! — он закричал так, что из комнаты словно ветром сдуло всех подростков.
Осталась только Аня. Ресницы слиплись от слез, но она пробовала улыбнуться через силу, глядя на него самыми красивыми в мире глазами. Его глазами.
— А вы как тут, дядя? Вы тут зачем? — спросила она.
Алексей подхватил дочь на руки, прижал к себе и прошептал:
— Я приехал за тобой. Я твой папа…
Он шел по коридору, держа девочку за руку. Пахло кислой капустой. Навстречу, из одной из комнат, выпала пьяная компания. Но наткнувшись на его взгляд, все тут же ретировались обратно.
— Тебе тяжело тут, да? Ты когда-нибудь простишь меня? — внезапно севшим голосом только и смог прошептать он.
— Нет, не тяжело, все же так живут. А разве бывает по-другому? А то, что эти налетели, так они всегда ко всем цепляются. Но я бы никогда им не отдала остальные деньги. Это маме на продукты. 50 рублей отдала, иначе черепашек и правда выкинуть могут. А больше не дам, я тоже буду отпор давать! Я же сильная! — Аня посмотрела на него.
Маленькая, худенькая большеглазая девочка в старом платье. Которая говорит, что она сильная. И что все так живут. 10 лет. Вычеркнутых из жизни. Простишь ли ты меня, дочь?- думал Алексей в этот момент.
Они пришли, Аня открыла дверь комнаты.
С постели приподнялась изможденная, еще не старая женщина. Землистый цвет лица, лихорадочный румянец на щеках. Но сквозь все это он увидел другое. Светловолосую, похожую на статуэтку девушку Полину. Его первую любовь. Анютины глазки.
— Здравствуй… Поля, — только и смог сказать Алексей.
— Подойди. Солнышко мое. Любимый мой. Господи, как же я тебя ждала все эти годы! Есть Бог, Лешенька. Услышал он мои молитвы, чудо свершилось, привел тебя к нам. Анечка… Не оставляй ее, Христом Богом молю, не бросай. У нее нет больше никого. Твоя же она, Лешенька! Поверь мне. Хочешь, анализы сдайте. Только не бросай, мне недолго уже… Она одна совсем будет! — заплакала Полина.
Алексей обнял ее и прижал к себе. Он слушал сбивчивый рассказ о том, как Полина узнала, что беременна. А он был в отъезде. Как она пошла к его другу Василию, тот обрадовался известию, предложил чаю и хотел отвезти ее к нему. Она выпила — и все, пустота. Пришла в себя, когда Алексей, уверенный в том, что она ему изменила, уже ушел. Спешно уехал из города. И все.
— Я этого подонка… Собственными руками, — стиснув зубы, проговорил Алексей.
— Он утонул, Леша. В том году. Пьяный зачем-то в воду полез, — ответила Полина.
Потом подняла взгляд на Лику.
— Твоя жена? Красивая, — она попыталась пригладить спутанные волосы.
— Дядя, тетя, я вам чаю принесла! К чаю только хлеб, но очень вкусный, я его когда купила, еще горячий был. Чуть полбулки не съела! — раздалось сбоку.
Алексей смотрел на дочь. Та держала на табуретке две чашки и несколько кусочков хлеба. Хлеба… Он ел в основном в ресторанах. И дома в вазочках всегда лежат изысканные конфеты и сладости. А его ребенок считает хлеб за лакомство. Боже, прости…
— Не дядя. Папа, — он посадил девочку на колени.
— Лешенька, она привыкнет. И нисколько в тягость вам не будет. Она все умеет. И готовит, и стирает, и учится хорошо. Она вас не стеснит, Леша. Ты только от нее не отказывайся. Она не сможет в детдоме. Не отдавай туда Анечку, Леша. Я понимаю, у вас свои детки, наверное, есть. Но не бросай ее, пожалуйста , — Полина снова вцепилась в его руку.
— Что ты говоришь такое. Конечно, не брошу. А дети… Наша Яна… Мы ее потеряли год назад, — вздохнул Алексей.
— Прости… Прости, я не знала, — Полина откинулась на подушку.
Лика подошла к ней, присела. Они неслышно разговаривали. А он все никак не мог отпустить с колен Аню. Казалось, она выйдет за дверь и все исчезнет. Растает, как мираж. Не будет этой девочки с черепашками и его снова ждет дорога в никуда. Алексей тряхнул головой.
— Папа… А почему ты плачешь? Ты не уедешь больше так надолго, папа? — маленькая ручка вытерла слезы с его щеки.
— Нет, родная. Никогда. Я всегда буду рядом, — пообещал он.
Полина тихо ушла во сне через три месяца. Алексей удочерил Аню, официально доказал, что он ее отец. Лика заменила ей маму, оставив у девочки добрую память к Полине. Алексей достроил храм в городе, вложив в это немалые средства. И, кроме как чудом, никак не может назвать встречу с дочерью, о существовании которой он даже не знал.
Да, не так давно они все вместе переехали в загородный дом. Там есть большая клумба.
И цветут на ней только анютины глазки!