Я, кажется, больше не могу… И точно не хочу. У меня нет сил. Совсем. Я устала! Мне ещё никогда не было так плохо… Нет, уже было. Точно, знакомо. Этот февраль жадно на меня щерится. Есть вероятность, что на этот раз он окажется сильнее. Он хочет меня уничтожить, а я впервые готова добровольно сдаться.
Но нет… Так ему не интересно, его так не устраивает. Ведь ему важно победить, одолеть, сломить. А мне крайне всё равно. До неприличия! Я корчусь от боли в самом неэстетичном виде, выгибаюсь, выворачиваюсь наизнанку. Это жутко! У меня даже нет сил кричать, хоть внутренности только об этом и молят. И нет ни капли слёз, но душа взахлёб плачет. Меня пугает, что я начинаю смиряться с новой вечностью, с тем, что эта боль больше не покинет меня никогда. Я послушно служу ей, я наивно боюсь её. А это… Это царство Аида. И кто-то со смелым оскалом громко дышит мне в спину. Стоило просто заткнуть чужие рты и оглянуться вокруг себя, чтобы понять и, наконец, услышать.
Меня снова трясёт, бросает из стороны в сторону моё жалкое, досадное тело. Мать вашу, сколько можно? Эта дрожь очень скоро меня доконает. Я ей уже не удивляюсь, но и привыкнуть к этому невозможно.

«И свято имя Его, и милость Его в роды родов боящимся Его…»
Просто вариантов больше не осталось… Об этих стихах писал еще евангелист Лука. Наверняка, в этом есть смыслы. Мы просто до них ещё не доросли. Не заслужили.
«Без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу величаем»…
Божья Матерь благословляет тех, кто молится с усердием. Понимаю, странно это читать… Как будто бесстыдно вторгаешься в чью-то надежду. Что ж, крепитесь.

Озноб. Зуб на зуб не попадает. Я снова проваливаюсь в бездну. Это мои личные тартарары. Добро пожаловать! Здесь обитает преданная мне нечисть, смирно сидит на надёжных цепях. Питается моими страхами, разрывает острыми клыками останки плоти и смакует последние сочнейшие соки. Отвратительно… Но так прекрасно.
Знаете, я здесь на удивление согрелась, в отличии от ничего не несущих за собой объятий для галочки. Всё верно, в котле тепло, но кошмарно неуютно. Даже ноги не протянуть. Хотя только здесь бы их и притягивать, усваивая юмор забавных врачей.
Весьма иронично. А ирония, как известно, признак психической уравновешенности. Пора бы оспорить эту гипотезу. Тем более с эхом вещая из этого тесного казанка, плавно подогревающего мои кости и нервы.
Я так долго молчала о своей боли, скрывала её за загнивающими чувствами и периодически воскресающей улыбкой, что сейчас только и желаю, чтобы весь беспомощный мир о ней узнал. Чтобы оглох от моего неслышного никому крика. Наверное, он — ультразвук — волны, имеющие частоту выше воспринимаемых человеческим ухом. Поэтому люди плохо меня понимают, хоть некоторые и делают отчаянные попытки прислушаться. Моя благодарность! Зато как славно и внятно меня слышит всякая сволочь, дрянь, нежить. О да, у этих товарищей сводящее с ума множество имён и лиц.

В общем, неистово хочу, чтобы каждый узнал, как мне паршиво, забыв про своё не лучше моего состояние и (о мрак, как я это ненавижу) но пожалел меня. Да, именно! Поплакал по мне, держа за бледную тяжёлую руку, оценил мои актёрские способности, анализируя количество моих зачастую неуместных шуток, когда внутри во всю кипел процесс разложения, и осознал, как всё-таки невозможно сильно меня любил.
Поэтому вы все приглашены на панихиду. Несите вино, муку, крупы или что там принято. Не забудьте про мои любимые георгины — цветы, которые срезаны, но не убиты. По преданию, георгины росли в райских оранжереях царей. Их красота и самобытность для простых людей были недоступны. Так позвольте же мне считать себя особенной! Цветы, символизирующие жизненную силу, будут более чем достойно смотреться на могиле. Ммм, какой вкусный оксюморон… Вы не скупитесь, и я воздам. Помните, что нет ничего слаще кладбищенской земляники.
Хотя, с пустыми руками тоже приветствую. Но вот с пустыми глазами ко мне не надо. Это одолжение, знаете ли, оставьте себе. Вам этими глазами ещё искренне сиять. Ну, или делать вид, что жизнь — классная штука. В любом случае, не растрачивайте всё на меня… Неоправданно. Заученно. Не верю.
Но главное: любите, люди! Честно, жадно и верно. Это так… Для весомого конца. Хотя нет, конец — это когда ноги холодные.

И всё же забавные врачи, несмотря на свою благую миссию, будут вариться здесь, со мной рядышком. За свой, уж больно влиятельный на мне подобных юмор. Я быстро схватываю. Всегда гордилась этим!