моя родина
имеет определенную широту и долготу
в объективе чужого прицела,

родина —
девчонка в белом платьице,
по ту сторону ограды
танцующая перед расстрелом;

она — в книжках и на плакатах
с улыбками,
пожелтевшими от никотина;

она в лифте
в каждом матерном;
в подъездах,
пропахших сыростью и бензином.

родина вытерает губы обветренные
от минетов
с побоями вперемешку,
на трассах сквозных плачет слезами в ручей;
родина глотает ехидные усмешки
прохожих — палачей.

она не переводит старушку через дорогу
в час-пик.
она сама — эта старушка:
каждый водитель улыбается ей
сквозь накрахмаленный воротник,
нажимая на газ.

родина прячет подбитый,
кровью налитый
глаз,
перед мамой стоя в прихожей;

моя родина чувствует кожей
озноб поцелуев
и горячую мякоть
ножей.

родина пачкает ноги о вечную слякоть
и уши — о сладкие речи
вождей.

она раздевается под тесными взглядами
телекамер,
глотает конфеты и яды,
дожидается задержанной боссом зарплаты,
дышит на ладан
в газовых камерах,
трауром терпит утраты,
каждый раз,
заворачивая детей в упаковку — брезент.

в рупор кричит президент,
подписываясь ее именем —
в который раз врет.

я точно знаю:
один из них скоро
умрет.
— Данильченко Дмитрий

****

… как красиво звенит и подпрыгивает
его заточка
в белых найках с кровавой подошвой
он выходит

Родина это
край супницы
куда отправляется
варёный лук
гобелен с оленёнком из прошлого
плацкартные грязные ноги,
это запах сырой земли на теплотрассе
сказочные закрома детских садов,
никогда не
видимые с дороги
черный ход из кафе и рядом маленький стульчик
отраженье ребенка в поверхности масла,
маленькие города
где с наступлением ночи
в любой точке времени и пространства
слышится поезд

родина
мне уже по пояс …
— Жутко Громко Запредельно Близко

***

Говорила мать, говорил отец: «По деревне ходит живой мертвец. Попадешься в лапы — тебе конец, только кости утром найдут в овраге. Не ходи из дома, когда темно, закрывай на ставни свое окно и, пока не высветлит солнце ночь, ты сиди тихонько (себе во благо). Притворись, что в комнате ни души, погаси все свечки — мертвяк спешит в те дома, где свет. И тогда пиши, что пропало — будет кружить у дома до тех пор, пока всех в семье не съест. Он не даст сбежать им из этих мест, не помогут образ святой и крест — не спасешься даже в святых хоромах».

Я смеялся, зная, что это бред — мертвецов живых и впомине нет, это сказки с возрастом в сотню лет, о которых вечно бубнят старухи.
Только третью ночь за стеной шаги — кто-то шепчет стонуще:" Помоги-и…". И на утро след от босой ноги под окном находится. Все, как в слухах. А сегодня плакали брат с сестрой, что повсюду пахнет землей сырой, и могильный холод идет порой, да собака воет без перерыва.

Через день собака была мертва — от нее осталась лишь голова, да в крови у будки легла трава и болтался жалко цепи обрывок.
Опускалась молча на землю тьма. На плече у мужа рыдала мать, и казалось мне, что схожу с ума.

Только дверь трещала, с петель слетая.
________________
…Заглянули утром соседи в дом: все покрылось плесенью и гнильем, и валялись кости повсюду в нем, воронье шумело огромной стаей…
________________
Говорила мать, говорил отец: «По деревне ходит живой мертвец. Попадешься в лапы — тебе конец…»
— Пятый Всадник